Сама невинность - Бертрис Смолл (2003)

Она поковыляла прочь. Эльф ошеломленно смотрела ей вслед.

Неужели все в Эшлине знают, как обстоят дела на самом деле?

Эльф принялась машинально расчесывать волосы. Кажется, здесь ничего нельзя утаить. Но ведь в столь тесной общине просто не может быть секретов!

Она медленно переплела косу и забралась в постель. Где Ранульф?

Но она тут же сообразила, что Ранульфу вряд ли известно, что все в Эшлине знают об их истинных отношениях, и, вероятно, он, по обычаю, беседует с Фулком и его людьми.

Эльф с улыбкой потянулась. В комнате царил полумрак, и ночь была не слишком холодная.

Глаза Эльф закрылись. Глядя на нее, Ранульф думал, что в жизни не встречал женщины прекраснее. Темные полукружия ресниц мирно покоились на щеках. Чувственные губы плотно сжаты.

Стараясь не шуметь, он вымылся и вошел в спальню. Немного подождав, приподнял одеяло и лег. Разбудить ее или пусть все идет своим чередом?

Но не в силах сдержаться, он нагнулся над ней и припал к губам Поцелуем.

Серо-голубые глаза открылись и взглянули в его, зеленовато-карие.

— Не стоило так долго сидеть в зале, господин. Похоже, весь дом знает, что мы не настоящие муж и жена, — призналась она. — Разве не заметил, что Аида и Вилла улеглись сегодня в зале? Аида считает, что за дверью все слышно.

Ранульф тихо рассмеялся:

— Значит, мы притча во языцех во всем поместье, малышка. Как же это случилось?

Подложив за спину подушки, он сел и притянул ее к себе на колени. Сердце Эльф так и подпрыгнуло, но она постаралась взять себя в руки.

— Аида положила под перину нож, чтобы обрезать боль, когда ты лишишь меня невинности, — сообщила она.

— Меня поражает, что женщины, которые терпят эту боль, верят в подобные сказки, — хмыкнул он. — Кровь Христова, девочка, ты не боишься? Я не позволю тебе страшиться моих ласк!

— Почему все хотят знать, боюсь ли я? — раздраженно нахмурилась девушка, и Ранульф с трудом сдержал смех. — Я знаю, что первый раз придется трудно, но, по чести говоря, слишком сгораю от любопытства узнать, что будет дальше, чтобы волноваться о какой-то боли. Нет, Ранульф, я ничуть не напугана.

— Ты восхитительна, — вздохнул он. — Теперь я знаю, почему ни одна женщина не привлекла меня настолько, чтобы предложить ей руку и сердце. Очевидно, сам Господь дал мне тебя в жены, Элинор.

К его восторгу и удивлению, она быстро поцеловала его в губы.

— Пытаешься улестить меня, господин мой Ранульф? Мне очень это нравится.

Она прижалась к его груди.

«Милый Боже, помоги мне сделать это помедленнее», — молча молился он, гладя ее по голове.

— У тебя поразительный цвет волос. Не огненно-рыжий, а золотистый. Ты никогда не обрезала их, Элинор? — Он взвесил на руке ее косу, развязал ленту и принялся расплетать. — Хочу видеть тебя обнаженной, укрытой лишь твоими волосами, малышка, — обронил он, поднося к губам тяжелую прядь. — М-м-м, ты пахнешь лавандой. Обнаженной? Он хочет видеть ее обнаженной?

Этого она не предполагала.

— Разве такое прилично? Не знала, что мужья могут смотреть на голых жен, Ранульф.

— Разумеется, — заверил он. — Разве мы не приходим в этот мир без всякой одежды, Элинор? Нас учат стыдиться своих тел, но почему?! Ведь их дал нам Господь.

— Правда, — пискнула Элинор. Ранульф приподнял ее подбородок.

— Ты прекрасна, малышка, и я хочу видеть тебя такой, как создал тебя Бог. Я рад, что ты так целомудренна, но с мужем скромность ни к чему.

Щеки девушки заполыхали, но она не отвела взгляда.

— Я почти ничего не знаю, Ранульф, и во всем полагаюсь на тебя.

Он нежно обнял ее и свободной рукой принялся развязывать ленты камизы. По мере того как обнажалась грудь, глаза Эльф раскрывались все шире. Кажется, она снова забыла, как дышать. Длинные пальцы не спеша откинули края ткани, и камиза соскользнула с плеч, застряв на бедрах.