Идеальная мать - Эйми Моллой (2019)

От воспоминаний ее оторвал гудок, она поняла, что сигналит водитель ее такси. Он высунулся из окна и погрозил кулаком молодому парню на велосипеде:

— Да шевелись ты, что с тобой не так?

По машине разнеслась вонь от мусоровоза, который ехал через три машины от них.

Это Альма рассказала Марку Хойту про то, кто Нэлл на самом деле. А Хойт рассказал прессе. Наверняка Альма. Нэлл не сомневалась в этом со вчерашнего дня, когда ей позвонил Элиот Фолк, попросил подтвердить имеющуюся у него информацию и сказал, что статья появится в сети через десять минут.

Нэлл не собиралась рассказывать Альме о своем прошлом, так вышло случайно, когда они впервые встретились, и Нэлл осознала, что обязательно возьмет ее на работу. Нэлл понимала, что должна рассказать ей, ведь она должна была проводить с Беатрис пятьдесят часов в неделю. Она должна была ей рассказать на случай, если момент, которого Нэлл смертельно боялась последние пятнадцать лет, все-таки настанет, и ее разоблачат.

То, что случилось сейчас.

Машина въехала на Манхэттен. Она пыталась взять себя в руки, но на глазах у нее опять выступили слезы. Она ненавидела саму себя. Она так много трудилась, так много сделала, чтобы стать той, кем она была. Много лет ходила к психотерапевту, скрывалась в Лондоне, где британский акцент стал ее неотъемлемой частью, получила степень магистра, работала в захудалом университете, где ее ученики были слишком юны, чтобы знать, кто она. Даже Себастьян ни о чем не знал до их восьмого свидания, когда она ему все рассказала, уверенная, что он тут же встанет и уйдет.

Но он не ушел, а притянул ее к себе и сказал: «Я очень сочувствую тебе».

«Ну, я же сама пошла на это, — сказала Нэлл, отодвинулась от него и посмотрела ему в глаза. — Дело не только в нем».

Себастьян кивнул и взял ее руки в свои: «Понимаю. Но ты была еще очень молода».

Нэлл посмотрела на свое отражение в окне машины: короткие волосы, татуировки, маленький аккуратный носик (видя его по утрам в зеркале, она до сих пор иногда удивлялась), за который заплатил ее отец, которого она почти не знала. Он жил в Хьюстоне со своей новой женой и двумя сыновьями и звонил всего несколько раз в год. Все это было напрасно, все ее усилия выглядеть совсем иначе и быть другим человеком. Она все равно была собой. И всегда будет собой.

— Приехали, — сказала водитель. Нэлл протянула ему двадцатку, открыла дверь и вышла из машины, навстречу вспышкам и щелчкам камер.

Два часа спустя она сидела за столом и просматривала окончательный вариант учебного пособия. Она достала сэндвич с яйцом, который ей приготовил Себастьян, понимая, что не сможет обедать в столовой, потому что все будут на нее смотреть.

В дверь негромко постучали.

— Доброе утро, Нэлл, — в двери появилась голова Йена, потом он зашел. — Как ты, держишься?

Она повернулась на стуле, посмотрела на него и натянуто улыбнулась:

— Ой, что поделаешь, сейчас пока сложновато. — Нэлл была уверена, что редакторы «Сплетен» сейчас обсуждают ее и думают, каким бы образом о ней написать. — Через пару дней все закончится. Придумают себе новую жертву.

«А ведь ты такой же хищник, как и они», — подумала она.

— Сколько журналистов у входа было утром. Целая толпа.

— Я уже поговорила с начальником охраны. Они думают, как ограничить доступ к главному входу.

— Они звонили, тут ничего не поделаешь. Это государственное имущество, — он замолчал. — Сама понимаешь, Нэлл, журналисты имеют полное право здесь находиться.

— Ну что ж, — она пожала плечами. — Мало ли что. Может, где-нибудь произойдет гуманитарная катастрофа. Фальсификация выборов. Или какое-нибудь государство решит бросать бомбы на мирных жителей. И американским читателям эта тема покажется более интересной, чем я. Будем надеяться на лучшее, правильно?

Йен наклонился к ней, он выглядел озадаченным: