«Все нормально?» — спросила Мэрилин, когда Фрэнси залезла на переднее сиденье «Кутласса» через час после процедуры.

«Да. Все быстро закончилось».

И больше они никогда об этом не говорили.

Она потеряла еще двоих детей — оба раза выкидыши. Это было так же душераздирающе. Первого — через четыре месяца после свадьбы. Это случилось на таком раннем сроке, что там и не было настоящего ребенка. По крайней мере, так сказал ее гинеколог в Ноксвилле:

«Срок совсем ранний, это просто несколько клеток. Продолжайте пробовать».

Ей хотелось спросить, что там ненастоящего. Лоуэл держал ее за руку, пока они сидели в кабинете гинеколога после ультразвука, а на животе у нее подсыхал прозрачный голубоватый гель. Имя, которое она выбрала? Или жизнь, о которой она мечтала?

Второго она потеряла два года спустя: в течение семнадцати мучительных месяцев она безуспешно пыталась забеременеть, потом, по совету доктора, они сделали ЭКО, но в результате из-за пороков в развитии плода, он не выжил.

«У меня нет объяснения, — сказал тогда доктор. — В возрасте от двадцати до тридцати, в вашем возрасте, очень редко бывают проблемы с зачатием. Может быть, во второй раз получится».

У нее-то объяснение было. Случилось именно то, о чем предупреждала медсестра — что ей придется пожалеть о своем решении. Что могут быть будут последствия. По мере того как день процедуры приближался, Фрэнси, лежа в кровати, представляла, как бы выглядела ее девочка (она была уверена, что это девочка). Она мечтала, чтобы у нее хватило храбрости противостоять матери и сделать все возможное для своего ребенка. И вырастить этого ребенка по-своему. Но она ничего не сделала. Она была беспомощна.

Фрэнси отерла слезы с уголков глаз и вновь посмотрела на телевизор. На экране была фотография Мидаса. Он лежал на спине и смотрел в камеру, ручки были подняты к щекам. Она взяла пульт и сделала погромче. Антония Фрэмингам сморкалась в платок:

— Я ничего с собой не могу поделать, я все время думаю о Мидасе. Когда пропала моя дочь, я точно так же лежала в постели и думала о ней, — она шмыгнула носом. — Я будто бы вижу его перед собой. Он где-то совсем один, его маленькое сердечко страдает, он не понимает, где мама. Не знает, когда же она за ним придет.

Фрэнси выключила телевизор и бросила пульт на диван. На сегодня ей хватит. Она пошла на кухню и аккуратно положила бутылочку в раковину. Благодаря смеси Уилл успокоился и стал засыпать. Она аккуратно положила его в коляску, пристегнула и спустила коляску в подъезд. Потом вывезла ее на улицу, в жару, и пошла в горку шесть кварталов по направлению к парку. Она зашла в магазин за диетической колой — впервые за неделю решила позволить себе что-то с кофеином. Когда она дошла до своей скамейки напротив дома Уинни, футболка уже прилипла к пояснице. Она поставила коляску в тени и достала из детской сумки фотоаппарат. Сдула пыль с объектива и встала на скамейку, посмотрела за каменную стену, в парк, через лужайку на черную иву. Под этой ивой через полчаса начнется встреча «Майских матерей».

Ей ужасно хотелось всех увидеть. Последний раз они сидели под этим деревом чуть больше недели назад, и она чувствовала, как ей этого не хватает. Предвкушение встречи. Свое место в кругу матерей, где они делятся советами в окружении детей. Она сошла со скамейки, направила объектив на другую сторону улицы и принялась рассматривать журналистов, которые ошивались возле дома Уинни. Потом перевела объектив на машину телевизионщиков, припаркованную неподалеку, на окно одного из соседних домов: там она могла различить несколько черно-белых семейных фотографий, которые висели над диваном и высокие пальмы в горшках на полу в углу комнаты. Она навела фокус на книжную полку и приближала изображение до тех пор, пока не стали видны названия на корешках аккуратно расставленных книг.