— Фульвия обручена с Клодием, — сообщила Клодия.

Я не мог отказать себе в маленьком удовольствии и осведомился, сардонически выгнув бровь:

— Ты не ревнуешь?

Клодия и бровью не повела.

— О Деций, ты и представить себе не можешь, с какой легкостью мы с братом способны приспособиться к любым обстоятельствам, — изрекла она.

Клодия явно недооценивала мое воображение, но я счел за благо не спорить с ней.

— Юная Фульвия тоже находилась в доме Цезаря в ту ночь, когда там совершался злосчастный ритуал? — осведомился я, возвращаясь к предмету своего расследования.

— Ритуал предназначен только для замужних женщин, Деций, — напомнила Клодия. — Фульвия сопровождала меня в дом Цезаря, но принимать участие в ритуале она не могла.

— А как же туда проник Клодий? — вопросил я. — Предположим, ему удалось выдать себя за почтенную матрону, хотя мне трудно в это поверить. Но чьей супругой он назвался?

— Понятия не имею, — пожала плечами Клодия. — Он мне ровным счетом ничего об этом не рассказывал.

— Ясно, — кивнул я. — Скажи, а как обман был раскрыт?

— О, все обнаружилось, как только мы… — Клодия осеклась. — Думаю, я не должна рассказывать тебе об этом.

— Ты меня поражаешь, Клодия, — усмехнулся я. — С каких это пор ты стала соблюдать запреты, пусть даже религиозные? Скажу откровенно, маска притворного благочестия тебе совершенно не идет.

— При чем тут благочестие? — возмутилась она. — Ты подстрекаешь меня нарушить закон. Разве ты не приносил клятву неукоснительно соблюдать законы сената и народа Рима?

— Знаешь, в зависимости от обстоятельств законы подвергаются разному истолкованию, — пробормотал я и добавил, охваченный внезапным озарением: — Кстати, совсем недавно я был свидетелем того, как высокопоставленные государственные мужи обсуждали, имеет ли культ Доброй Богини римское происхождение. И вполне возможно, с разрешения закона суд потребует исчерпывающих показаний от всех участниц этого ритуала.

Нашему праздному застольному разговору я придал статус сенатского обсуждения, но об этом Клодия догадаться не могла. На ее красивое лицо набежала тень, более всего напоминающая тень страха.

— Но если суд признает этот ритуал чужеземным, Клодию вряд ли угрожает обвинение в тяжком святотатстве, — подала голос Фульвия.

Я повернулся к ней.

— Вижу, ты столь же умна, сколь и красива, — сказал я вслух, призывая про себя на ее хорошенькую головку тысячи проклятий. Самому мне не удалось додуматься, что при подобном повороте событий мой враг может ускользнуть от наказания. Однако, повернувшись к Клодии, я заметил, что она по-прежнему расстроена; впрочем, быстро взяла себя в руки.

— Надеюсь, моя милая Фульвия права, — произнесла она. — Цензоры, конечно, не одобряют оскорбления чужеземных богов, но суд вряд ли подвергнет тяжкому наказанию того, кто не проявил к ним должного почтения. В святотатстве возможно обвинить лишь того, кто посягнул на культ, имеющий государственный статус. Я непременно проконсультируюсь по этому вопросу с Цицероном.

— Не думаю, что Цицерон дружески расположен к Клодию, — заметил я.

— О, зато он дружески расположен ко мне. Мы с Цицероном очень сблизились в последнее время, — сообщила Клодия, и на губах ее вновь заиграла многозначительная улыбка.

Это была плохая новость. Поначалу я даже решил, что Клодия меня обманывает, но потом вспомнил, с какой решительностью Цицерон настаивал на ее непричастности к скандалу. Вряд ли он стал бы защищать эту женщину, не окажись, подобно многим другим, пленником ее чар. Вот никогда бы не подумал, что Цицерона тоже не минует подобная участь. Но при всем своем разочаровании я понимал, что не имею права его судить. Разве сам я в недавнем прошлом не попал в сети Клодии?

— Быть может, ты все же скажешь мне, кто обнаружил твоего брата? — обратился я к Клодии.