Святотатство - Джон Робертс (2012)

— Рабыня, принадлежащая к дому Лукулла. Думаю, что могу сообщить об этом, не рискуя навлечь на себя гнев богов.

— Рабыням разрешено присутствовать при ритуале? — удивился я.

— Музыкантшам разрешено. По-моему, та, что предала Клодия, играла на арфе.

Про себя я отметил, что слово «предала» не совсем уместно в данной ситуации.

— Как бы хотелось поглядеть на Клодия в женской одежде, — вступила в разговор Фульвия.

Покрывало, покрывавшее ее до пояса, сползло, обнажив стройные ноги, просвечивающие сквозь прозрачную ткань платья.

— Насколько я помню, Ахилл тоже переодевался женщиной, — продолжала она. — А Геркулес, оказавшись в рабстве у Омфалы, вынужден был носить женское платье. А сама Омфала в это время расхаживала в его плаще из львиной шкуры, с дубинкой в руках. Когда я представляю подобную картину, это действует на меня возбуждающе.

— Девице столь юного возраста не пристало иметь столь изощренные вкусы, — наставительно изрек я.

— Некоторые девушки рано взрослеют, — возразила Фульвия.

Что верно, то верно, мысленно согласился я. Мелодичный голос Фульвии возбуждал меня ничуть не меньше, чем ее — образ Геркулеса в женской одежде. Клодия опустилась на кровать рядом с девушкой и взяла ее за руку.

— Твое любопытство удовлетворено, Деций? Нам с Фульвией нужно многое обсудить наедине.

— Не смею мешать. Сейчас я покину вас, предоставив вам вернуться… к вашим прерванным занятиям. Сожалею о постигшей тебя утрате, Клодия.

— Спасибо, Деций. Бедный Нерон… Увы, многим из нас суждено умереть безвременно.

Напутствуемый этой загадочной и зловещей фразой, я удалился.

Еще не успел я отойти от дома Целера, как навстречу мне попалась женщина, закутанная в покрывало. Очертания ее фигуры показались мне смутно знакомыми, однако я не стал оборачиваться сразу и оглянулся лишь несколько мгновений спустя, успев заметить, что она входит в двери дома, из которого я только что вышел.

Пройдя по улице еще немного, я обнаружил винную лавку с зазывно распахнутыми дверями. Лавочник налил мне кубок вина из одного из громадных кувшинов, стоявших на прилавке, и я уселся за стол у дверей. Отсюда я мог следить за дверями Клодии и обдумать то, что мне удалось от нее узнать.

Я знал, когда дело касается Клодии, не следует увлекаться скороспелыми выводами. И все-таки из разговора с ней я вынес несколько любопытных заключений.

Во-первых, Клодия не знала о смерти Нерона и, следовательно, вряд ли выступала заказчицей убийства. Во-вторых, стоило мне предположить, что у участниц ритуала могут потребовать свидетельских показаний на законном основании, как она встревожилась. Причем столь сильно, что, вопреки своему обыкновению, не сумела скрыть обуревавших ее чувств. Фульвия нарушила мои планы, предположив, что в этом случае Клодий вряд ли будет обвинен в тяжком святотатстве. Ее вмешательство раздосадовало меня, но теперь я сознавал, что маленькая потаскушка, сама того не желая, снабдила меня пищей для дальнейших размышлений.

Мысль о том, что ее драгоценному брату больше не угрожает обвинение в святотатстве, ничуть не утешила Клодию, которая по-прежнему пребывала в расстроенных чувствах. Это обстоятельство представлялось мне чрезвычайно важным. Значит, знает, помимо осквернения ритуала, ее братец натворил что-то еще. Но что именно? Флиртовал с женой Цезаря, которая, как известно, должна быть выше подозрений? Нет, подобное предположение просто смешно. По нормам римской морали, связь с замужней женщиной считается проступком чуть более серьезным, чем появление на играх без тоги.