Роковой мужчина - Элизабет Торнтон

— Дело не только в этом, — возразил Каспар. — Степлтон сразу увидел, что пейзаж, висящий в кабинете Ричарда, принадлежит кисти весьма посредственного художника, в то время как остальные картины в доме были достойны Королевской академии. Конечно, это возбудило его интерес. Название поместья, изображенного на холсте, было крупными буквами выбито на фасаде дома: Дансмур. Слово показалось знакомым, и это подстегнуло его память. Негодяй оказался неглупым малым. Он просчитал действия Ричарда и рассудил, что он отправится либо в Дансмур, либо в другое место поблизости.

— Он действовал наугад, ему просто повезло, — раздраженно заявил Ричард.

— А кто же тот посредственный мастер, написавший картину? — невинно поинтересовался Джастин.

— Конечно, Ричард, — ответил Каспар, и все засмеялись.

В этот момент в библиотеку вошел дворецкий в сопровождении двух лакеев, несших подносы с высокими бокалами, в которых пенилось шампанское.

Когда слуги удалились, герцог поднялся. Остальные последовали его примеру.

— Прошу вас сесть! — прогудел герцог. — У моего зятя может сложиться неверное впечатление о порядках, царящих в семье. Мы же не на официальном приеме.

Все сели. Каспар и Джастин удержались от того, чтобы обменяться взглядами.

Его светлость поднял бокал и приготовился произнести тост, когда его взгляд упал на Харпера, одиноко сидящего в углу и предоставленного самому себе.

— Сержант Харпер, — обратился он к нему, — окажите нам честь, произнесите тост!

Харпер неохотно поднялся.

— Я не умею красиво говорить, — признался он. — Я простой человек, ваша светлость, куда мне до джентльменов вроде вас.

— Именно поэтому вы и должны произнести тост! — настойчиво воскликнул герцог.

— Хорошо, — согласился Харпер и начал: — Моя жена номер три любила повторять…

— Харпер! — предостерегающе перебил его Ричард.

Харпер послушно замолчал. Он вспомнил детство и то, чему его всегда учила мать.

— Боритесь за справедливость! — сказал он, подняв бокал.

Герцог просиял. Все вскочили со своих мест, хором повторив:

— Боритесь за справедливость!

Несколько часов спустя Розамунда и Ричард удалились в свою спальню. Им пришлось ждать, пока слуги распакуют вещи Ричарда, привезенные из его квартиры на Джермин-стрит и из гостиницы «Черный монах». Но наконец все было разложено по полкам, и они остались наедине.

Ричард спросил:

— Позвать горничную, чтобы помогла тебе раздеться?

Розамунда рассмеялась и запустила пальцы в свои волосы. От выпитого шампанского слегка кружилась голова, а по телу разливалось приятное тепло.

— Правду говорят, мужчины никогда ничего не замечают. Теперь я могу одеться и раздеться сама. Кэлли говорит… — она осеклась.

Улыбка Ричарда исчезла. Он не знал, что сказать или сделать, поэтому просто сел на краешек кровати и осторожно произнес:

— Мне жаль, что так вышло с твоей подругой.

Она повернулась к нему.

— Не стоит. Мне жаль, что она впустила зло в свою душу, но то, что она совершила, ужасно. И она совершенно не раскаивалась в содеянном.

— Так же как Степлтон.

— Она называла его родственной душой, — ее передернуло от отвращения. — Ко мне она испытывала лишь презрение. Она разрушила мои счастливые воспоминания детства, проведенного вместе с нею. Она всегда ненавидела меня. Но самое страшное в том, что она искренне считала меня и мою семью ответственными за то, кем стала.

Он похлопал по кровати, она села рядом и прижалась к нему.

— Когда люди совершают зло, — негромко сказал он, — они начинают себя оправдывать, обвиняя других и искажая события. Поверь мне, Кэлли и Степлтон сами выбрали свою судьбу. Никто не заставлял их убивать.