— А ведь со мной это уже однажды случилось, Энни. Я принял свою смерть именно в Ирландии. Я, черт побери, сдох в ирландской тюрьме двадцать два года назад! А теперь Уин снова посылает меня туда, в это проклятое место, чтобы напоследок еще разок сыграть со мной в свою дьявольскую игру. Более того, он и тобой готов пожертвовать!

Энни не на шутку перепугалась и не столько слов его, сколько самого Джеймса. Энни боялась его безумных глаз, его животной страсти, его слепой ярости. Ей отчаянно хотелось вжаться в обшарпанную стену за спиной и бросить ему в лицо какие-то гневные слова, отрицая все ужасные обвинения, произнесенные со столь непривычным ирландским акцентом.

Но Энни сумела перебороть себя. Подняв руки, она мягко взяла лицо Джеймса в ладони и спросила:

— И куда же он нас посылает? Лицо Джеймса внезапно смягчилось, гневный блеск в его глазах потух.

— Назад, в Хайроудскую тюрьму, Энни. В наши дни от нее, правда, немного уцелело — в восьмидесятые годы по соображениям безопасности тюрьму закрыли, но боевики из Ирландской освободительной армии все равно ее взорвали. Посчитались за старое… — Немного помолчав, он продолжил:

— Что ж, Энни, теперь понятно, зачем он летал в Ирландию. Чтобы спрятать эту репродукцию в старой тюрьме.

— Но зачем? — недоумевала Энни. — К чему такие сложности? Почему нельзя было оставить ее на прежнем месте? Не послать мне или хотя бы Мартину не отдать?

— Потому что твой отец слишком хорошо меня знал. Как облупленного. И он прекрасно понимал, что никакая сила на свете не заставила бы меня вернуться в это проклятое место. Туда, где я едва не сгнил заживо и где меня похоронили. И сейчас, глядя на нас из ада, он смеется надо мной.

— Может быть, — вздохнула Энни. — Но ведь вы сейчас не одни: с вами я. Значит, отец хотел, чтобы я тоже обо всем узнала… Кстати, а далеко отсюда эта тюрьма?

Джеймс кивнул в сторону возвышающейся над городом горы.

— Да вон она, — сказал он.

Каменные руины четко вырисовывались на фоне небосклона. Когда Энни впервые заметила их, она решила, что это развалины старинного замка. Но сейчас зубчатые стены приобрели для нее новый, зловещий смысл.

— Так пойдемте! — решительно произнесла она. — Чего мы ждем?

— Ночи, — ответил Джеймс. Затем он прислонился лбом к двери и тяжело вздохнул. — Я отправлюсь туда после захода солнца. Не хочу, чтобы за мной увязались преследователи, а в темноте мне будет легче от них избавиться.

— Но и сбиться с пути легче, — возразила Энни.

— Я помог бежать отсюда троим заключенным, прежде чем меня бросили в карцер умирать, — сказал Джеймс. — Я найду дорогу даже с завязанными глазами. — Он выпрямился и озабоченно посмотрел на Энни. — Но тебе вовсе не нужно меня сопровождать.

— Что вы имеете в виду? — насупилась Энни.

— Я могу отправить тебя в такое место, где ты будешь в безопасности. У меня до сих пор остались здесь друзья — люди, на которых я могу положиться. Я предпочел бы выйти в путь, зная, что тебе ничто не угрожает.

— Это исключено, — отрезала Энни.

— Ты сделаешь так, как я тебе скажу!

— Черта с два!

— Энни, — устало вздохнул Джеймс, — давай не будем пререкаться. Ты согласилась играть по моим правилам…

— Джеймс, я иду с вами!

Она терпеливо дожидалась его возражений. Насмешек, вспышки гнева, угроз, даже ласки — любых ухищрений, при помощи которых Джеймс мог попытаться повлиять на нее. Но он снова, в который уже раз, обманул ее ожидания.

— Хорошо, будь по-твоему, — сказал Джеймс. — Ты уже прошла со мной бесконечный путь, пройдешь и остаток его. Только предупреждаю, Энни, — тебе это не понравится.

— Что именно? Развалины тюрьмы?

— Тебе не понравится то, что мы в ней найдем. Потерянные души сотен безвинно загубленных людей. А главное — мы найдем там правду о твоем отце.

— Я выдержу.

Джеймс улыбнулся холодно и горько: