Но стоило ей, вернувшись в клуб, окунуться в ту веселую, немножко бестолковую и, быть может, излишне нервную суету, которая всегда бывает перед премьерой, как все стало на место. Трагически вздымал руки небритый Гриша Львов, моля небо покарать «этих мазил», покрывших гениально задуманную им декорацию вместо берлинской лазури ядовитой синькой. Кирилл, тащивший на себе какую-то дверь, улыбнулся ей. Освободившейся худрук увлек девушку за собой в артистическую уборную; там они вдвоем репетировали свой секретный номер.

Предпоследняя перед объявленным днем концерта репетиция едва не сорвалась. Заболела ангиной студентка консерватории Ада, которую привлек к ансамблю Озёрный. Ошалевший от новой неудачи худрук сидел посреди сцены на табурете, являя своим видом полное отчаяние и покорность судьбе-злодейке.

В полутемном зале переговаривались кружковцы, закончившие занятия в клубе. К ним-то и обратилась с призывом Лиля Бельская, переживавшая не меньше худрука срыв ответственной репетиции; нет ли среди присутствующих пианиста? Велико было удивление Кирилла, когда на призыв откликнулся... Одинцов, забившийся в последний ряд партера. Как попал сюда инженер? Что он здесь делал?

Для любителя Виктор Алексеевич играл неплохо, он быстро подобрал музыку к номерам. И в остальном всех очаровал. Даже для Люды, самозабвенно, хотя и без строгого согласия с мелодией, прооравшей свои частушки, он нашел приветливое слово. А когда «артисты» окончательно выдохлись — шел уже пятый час репетиции — и худрук снарядил добровольцев в ближайший буфет за бутербродами, пирожными и пивом, Одинцов отвез их туда и привез обратно на своей машине.

Лишь на Леру всеобщий кумир не производил больше никакого впечатления. Девушка наотрез отказалась от его любезного предложения довезти ее и Кирилла до метро.

— Мы ведь пройдемся, милый, да? — спросила она молодого человека таким тоном, словно вопрос об этом был давно решен.

Кирилл поспешно поддакнул. Они вышли на улицу.

Из промчавшейся мимо молодых людей «Волги» донеслась отчаянная частушка: Люда сегодня разошлась, как никогда.

— Боже мой, что за резкий голос у этой толстухи! — поморщилась Лера. — И есть люди — неискренние, по-моему, люди, — которые ей рассыпают комплименты.

— На этот счет у нашего худрука собственная теория. Он считает, что комплименты и аплодисменты — единственная зарплата самодеятельности, чего же их жалеть? — Кирилл подумал, что, может быть, Лера нервничает от неуверенности в себе как актриса. — Кстати, Озёрный тобою очень доволен.

— А мне все страшнее, Кирилл. Вся моя роль — каких-то два слова, но если бы ты знал, при каких обстоятельствах я их произношу, ты первый отговорил бы меня выступать. Сказать?

— Н-нет, лучше уж не говори! — Как ни хотелось Кириллу узнать содержание таинственного номера, он был членом коллектива, заинтересованного в участии Леры.

В полупустом вагоне девушка прижалась к нему. Ей так хорошо с ним! Кирилл улыбнулся.

— Хочешь, я скажу тебе один секрет, Кирюшка? — шепнула Лера ему на ухо, словно кто-то мог их услышать. — Если хочешь нравиться девушкам — всегда улыбайся! У тебя такая хорошая улыбка.

Всю обратную дорогу он улыбался, вспоминая ее слова. Бледная, усталая контролерша метро, отрывая корешок билета, удивленно посмотрела на него, и Кирилл постарался напустить на себя глубокомысленный вид. Дома он первым делом подошел к зеркалу: улыбающийся верзила глядел на него.

* * *

Субботний вечер. Новый клуб строителей переполнен. Самые молодые зрители, недавние ремесленники, еще до звонка расселись прямо на полу перед сценой. Первые ряды были забронированы для руководства треста, для гостей из главка и из министерства. Многие сотрудники пришли с женами.

Прораб Драгин вышагивал по фойе рядом со своей дородной седой подругой. Тем, кого он знакомил с ней, не ленился объяснить, что его Надежда Степановна — депутат райсовета, не чета ему.