Непростая история - Константин Лапин (1961)

Жильцов, объяснившийся после вечера художнику в любви, официально предложил ему место воспитателя в молодежном общежитии строителей.

- Что, что? — до Кирилла дошел смысл сказанного. — Ты, вольный художник, переквалифицируешься в воспитателя?!

— А художник, если хочешь знать, и есть первый воспитатель эстетического вкуса молодежи! Еще неизвестно, кто в большем выигрыше останется от этой комбинации — строители или я сам. Жить среди героев моей будущей строительной сюиты, полными пригоршнями черпать прямо из жизни сюжеты!.. Ты представляешь себе, какую чудо-выставку я отгрохаю через годик-полтора?! Мои коллеги по МОСХу будут локти кусать от досады, что не додумались до такого...

Гриша оживился. А разве помешают занятиям живописью те семьсот-восемьсот рублей, которые он будет получать ежемесячно? Это значит халтуру побоку, это значит не думать каждый день о куске хлеба... И квартиру со временем, возможно, дадут — Жильцов и на это намекал. Квартиру с удобствами в новом доме. Это тебе не пыльный чердак, где так трудно наладить настоящую семейную жизнь. Надо же и о детках когда-нибудь подумать...

— Ты слушаешь меня, медведь?

— Прости, не слушаю! — сознался Кирилл.

— Ладно, тебе надо ехать к Лере. И мне пора бежать. Моя Катька небось рвет и мечет, куда я провалился. Она ж поручила мне кефир купить. Где у тебя тут поблизости молочная?..

Было ослепительное утро, когда Кирилл вышел на улицу, но ничто не радовало его. Он брел, не разбирая дороги, и вышел к Октябрьскому вокзалу. В два ряда стояли женщины с цветами. Он купил букет гладиолусов.

Будь что будет, а он поедет к Лере и прямо спросит ее: любит она его или нет? Разумеется, то, что произошло вчера, не слишком приятная предпосылка для такого разговора. Он читал где-то, что самое страшное — предстать перед любимой женщиной в смешном свете... Ну, а в каком виде сама она предстала перед залом? Гришке нравится, он художник, привык к натурщицам. Однако зал клуба строителей не студия живописца!

Или нет, он не станет упрекать ее ни в чем. Даже в том, что она уехала с Одинцовым. В конце концов инженер помог ей добраться до дома. Завтра он поблагодарит Виктора Алексеевича.

Трясясь в вагоне электрички, он чувствовал себя одиноким и брошенным. А что, если Лера рассердилась на него?

В палисаднике перед Лериной дачей росли гладиолусы — белые, желтые, всех цветов и оттенков. Кирилл с огорчением взглянул на букет, который нес, придерживая у бедра, как кортик: нижние распустившиеся бутоны успели привять. Везти цветы за город было верхом нелепости, дарить такой букет просто невозможно; Кирилл сунул его в первую попавшуюся дыру в ограде.

На крыльцо вышла женщина с тарелкой в руках, она сыпала на землю пшено, приговаривая: «Цып, цып, цып!» И тотчас же из ближней клумбы выкатились желтые попискивающие шарики.

По дорожке, усыпанной песком, Кирилл направился к ней.

— Скажите, пожалуйста, Лера Удалова здесь живет?

Женщина подняла голову, ее лицо осветила радушная улыбка.

— Здесь, здесь... Только она еще спит, лентяйка, сейчас разбужу... Я ее тетя, будем знакомы!

Представившись, Кирилл решительно воспротивился предложению будить Леру: пускай спит, сегодня воскресенье. А вот если она соберется вечерком в город, пусть позвонит ему.

— Зачем уезжать, коли вы уже здесь? Попьете с нами чайку с малиной... Вадим Никанорыч! — крикнула она не замеченному Кириллом толстяку в белой детской панамке и сетчатой майке, возившемуся с лопатой у ограды. — Брось ты, Христа ради, лопату, завтракать пора... Не думайте, молодой человек, что он всерьез садовничает — просто жир сгоняет...