В память о тебе - Дафна Калотай (2011)

В этом году произошли и другие изменения, не имевшие непосредственного отношения к балету. Жизнь в городе начала постепенно налаживаться, улучшаться. В магазинах на улице Горького стало больше товаров по сравнению с прошлым годом. Недостатка в продуктах уже не ощущалось. Полки магазинов ломились от черной икры и консервированного крабового мяса. Качество ткани улучшилось. Появился больший ассортимент платьев разного покроя. Мама согласилась принять купленную дочерью юбку с ярким рисунком из цветов. В ноябре из Чехословакии поступила большая партия обуви разных расцветок и фасонов, из скрипучего кожзаменителя и парусины.

Больше не видно было свешивающихся со столбов оборванных проводов. Здания заново покрашены. Проломы в стенах заделаны кирпичом. Мостовые переложены. Всюду развернуто строительство высотных домов, которые вздымались вверх ступенчатыми башнями. Нине прежде не доводилось видеть таких высоких зданий. По всему городу виднелись подъемные краны, словно остовы доисторических чудовищ.

Как оказалось, Виктор был прав: после долгих лет лишений жизнь постепенно улучшалась.

Женщины ремонтировали мостовую улиц и площадей. Проходя Манежной площадью, Нина видела, как молоденькие девушки разгружают булыжники из грузовиков, разбрасывают лопатами гравий, наливают горячий асфальт, прилипающий к обуви. Они были ее ровесницами. Двадцать лет с небольшим, некоторые даже моложе. Юбки из дешевенькой ткани. Хвостики платков заправлены за воротники телогреек. Некоторые тащили за собой похожие на индийских слонов паровые катки. В их движениях сквозило царственное величие, хотя на самом деле это были простые сельские девчонки, приехавшие в Москву из южных степей и теперь живущие на окраине столицы. Каждый вечер их, словно скот, грузили в кузов грузовиков и отвозили в бараки… Глядя на них, Нина не могла избавиться от неприятного чувства стыда за то, что эти девочки вынуждены таскать тяжести и выравнивать горячий асфальт.

Вот и сейчас она напомнила себе, что и сама тяжело трудится, и отвернулась, чтобы не видеть, как они вытирают мокрые от пота лица косынками. На обочине девушка, опустив голову, оперлась на совковую лопату. Плечи ее вздрагивали от беззвучных рыданий.

Вечером того же дня Нина, придя домой, застала мужа сидящим на диване, где он обычно работал. В руке его был стакан ликера. Виктор выглядел уставшим и грустным.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего особенного. Все идет согласно плану.

Виктор сделал большой глоток.

— Очень длинная речь.

Он только что вернулся после собрания в Союзе писателей.

— Трудно было высидеть до конца, — медленно произнес он.

— О чем речь?

Вместо ответа Виктор прищурился и покачал головой, словно Нина должна была сама все понимать.

Она и поняла. Безродные космополиты… Такое она слышала в последнее время повсюду. Говорили еще о «чуждых буржуазных элементах», но первое выражение имело под собой больше конкретики. На бюрократическом жаргоне безродными космополитами называли евреев.

Нина наклонилась к Виктору, и он негромко сказал:

— Лев Штерн сидел рядом со мной с таким видом, словно это не имеет к нему ни малейшего отношения.

— Ты не виноват.

— Я знаю.

— Ты все равно ничем не смог бы ему помочь.

— Конечно, нет, — громче заговорил Виктор. — С моей стороны это было бы непатриотично. — Вздохнув, он отхлебнул из стакана, который по-прежнему держал в руках. — У нас есть Толстой, Маяковский и Горький. Запад нам не указ. Как сказал товарищ Сталин, у нас есть свои, советские классики. Надо соблюдать революционную чистоту наших рядов…

Он снова поднес стакан ко рту. Нина заметила, что руки его дрожат.

— Все хорошо, — сказала она. — Никто не ждет, что ты станешь защищать этих людей.