В память о тебе - Дафна Калотай (2011)

Расстроившись, Григорий впечатал в поисковик другую фразу на русском. Экран его компьютера заполонили тысячи не относящихся напрямую к делу ссылок: аукционы, торговцы антиквариатом, русские веб-сайты… Ему не удалось найти данных о ювелирном доме Антона Борового, а тем более выход на регистрационные книги, о которых говорила Дрю. Когда Григорий начал искать через поисковик архивы и бухгалтерские книги, связанные с семьей Боровых, компьютер выдал ему список ссылок на сайты, где упоминались однофамильцы московского ювелира. А потом поверх других окошек с раздражающим упорством стало всплывать сообщение: «Вы Боровой? Найдите других Боровых на FamilyTree.com. 24 часа бесплатного доступа».

Щелкая в уголке всплывающего окошка в надежде, что оно больше не появится, Григорий вспомнил, как впервые заинтересовался историей своей семьи. Он был тогда еще мальчишкой и только недавно приехал с родителями в Норвегию. В школе им задали нарисовать семейное древо. Григорий приступил к делу с энтузиазмом. Узнав от родителей о своих тетях и дядях, дедушках и бабушках, прадедушках и прабабушках, он быстро выполнил задание. Рисунок не отличался мастерством, а полученные от родителей сведения не были исчерпывающими. Потом Григорий подумал о своих биологических родителях. Хотя из его усыновления не делали тайну, приемные родители предпочитали уклоняться от прямых вопросов.

В тот вечер, расспрашивая маму, Григорий вдруг почувствовал, насколько нарисованное им семейное древо далеко от действительности, — сплошная ложь и больше ничего.

— В чем дело? — спросила мать. — Чего ты насупился?

Когда он рассказал, о чем думает и что чувствует, Катя на секунду прикрыла глаза и кивнула головой. Встав из-за стола, она ушла в спальню, но вскоре вернулась с женской сумочкой из жесткого винила.

— Ты уже не маленький. Теперь она по праву твоя.

Она добавила, что кроме свидетельства о рождении, сложенных вчетверо писем, двух фотографий в пустом портмоне и нескольких безделушек там ничего нет. Никаких документов. Никаких имен. Это все, что осталось от его биологической матери. Еще Катя сказала, что она была балериной и умерла после родов. Больше медсестра, передавшая им маленького Григория, ничего не знала.

На следующий день после посещения мамы Нина, вернувшись домой, застала Веру сидящей за столом с Мадам. Свекровь гордо восседала в своем загаженном птичьим пометом платье и вещала:

— Мужчины в наши дни утратили всякое понятие о хороших манерах. Они не открывают дверь перед дамой, не помогают ей надеть пальто.

Она сокрушенно качала головою. При этом большой, аккуратно уложенный узел волос на ее голове ходил ходуном, а черепаховый гребень поигрывал на свету крошечными алмазами. Казалось, Мадам не замечает прихода невестки.

— Страна варваров! Неудивительно, что мое сердце останавливается.

Вера выглядела необычно бледной и худой.

Когда Нина поздоровалась, подруга посмотрела на нее, а Мадам сделала вид, что не замечает ее.

— Что касается этой женщины, то она не стоит даже вашего мизинца. Я убеждена в этом. Не хотите ли еще чаю, милочка?

Даже мать Виктора полюбила Веру.

Из-за перегородки донесся пронзительный сердитый крик попугая:

— S'il vous plait!

Лола злилась из-за того, что хозяйка заперла ее в клетке.

Нина подумала, что муж, должно быть, не обрадуется, узнав, что Вера видела одетую в старое платье Мадам и слушала ее старосветскую болтовню.

Вера застыла на стуле, словно не замечая ничего вокруг. Но вот ресницы ее дрогнули, и она смахнула со щеки слезинку.

— Я понимаю ваше горе, — неожиданно мягким голосом сказала Мадам. — Я сама потеряла близкого мне, любимого человека, моего мужа. Это лишило меня смысла жизни.

Вера казалась такой несчастной, такой беззащитной. Длинная шея, понуро опущенная голова, узкие плечи… Нина подошла и обняла подругу.

— Все будет хорошо, — сказала она.

Мадам расплакалась.