В память о тебе - Дафна Калотай (2011)

Григорий обрадовался, что не пришлось разговаривать с Роджером. Он терпеть не мог этого социолога, специализирующегося на изучении претенциозно одетых людей в качестве «социального импульса». В его поведении чувствовалась фальшь. Роджер ездил волонтером благотворительной образовательной организации в Азию и ужасно гордился тем, что взял в жены молодую азиатку, вообразившую себя великой соблазнительницей. Он был практичным человеком. Блестящий галстук и добротный костюм свободно сочетались у Роджера с кроссовками фирмы «Конверс», высокие голенища которых затягивались шнурками. В хорошую погоду он приезжал на работу на старом трехскоростном велосипеде фирмы «Швинн». Роджер потратил месяцы на поиски подходящего ретро-велосипеда и наконец заказал его в Чикаго. Даже его квартира была рассчитана на то, чтобы производить соответствующее впечатление. В ней африканские ритуальные маски и вьетнамские водяные марионетки чередовались с цирковой афишей, транспортной картой Лондона и сделанными в кабинке «Поляроида» снимками, на которых Роджер и Хоан с притворным задором корчили рожи. На книжном шкафу в гостиной были выставлены на всеобщее обозрение альбомы Джоан Баэз[39], Лоры Ниро[40], Патриции Смит[41] и Джоан Джетт[42]. При этом каждому было ясно, что вся музыка проигрывается на подключенном к динамикам ай-Поде, стоявшем в углу комнаты.

— У них хоть есть проигрыватель для пластинок? — раздраженно спросил Григорий.

— Пластинки — часть интерьера, — толкнув его локтем, сказала Эвелина. — Перестань ворчать.

— Ворчание — неотъемлемая часть моего характера.

Он наполнил бокал домашним ликером и протянул его Эвелине.

— О-о, неплохо! Попробуй, Григорий. Здравствуйте, Золтан!

— Kezét csólom[43], — поцеловав Эвелине руку, сказал венгр.

Григорий пожал ему руку.

— Должен признать, Золтан, я удивлен, что вижу тебя здесь.

Поэт всегда подчеркивал, что у него нет времени на «околонаучные мероприятия, где все стараются показать друг другу свое превосходство».

— Я решил прийти. Это уже в последний раз.

— О чем ты?

После смерти Кристины Григорий не мог не разволноваться, услышав такое от друга. А вдруг врачи нашли у него неизлечимую болезнь?

— Т-с-с… — оттянув его от стола с напитками, прошептал венгр. — Это мой последний год на факультете. Я говорю это пока только тебе. Ты ведь заведующий кафедрой, так что должен узнать первым. Пожалуйста, не говори никому. Не хочу, чтобы все решили, что необходимо устроить по этому поводу прощальную вечеринку, церемонию или еще какую-то фигню. Никаких торжеств.

У Григория были сильнейшие сомнения насчет подобного поведения своих коллег и членов университетской администрации. Вряд ли они станут из кожи лезть, чтобы сделать Золтану приятное.

«Надо подумать, как выразить ему свою признательность», — решил Григорий.

— Поверь мне, — продолжал Золтан, — так будет лучше. Просто уеду тихо ночью, и все.

— Куда же вы от нас уедете?! — сказала Эвелина, и Григорий понял скрытый подтекст ее слов.

Университетская среда с ее непоколебимой верою в интеллект и интеллигентность была единственным местом на земле для таких людей как Золтан, чье преклонение перед искусством будет вызывать непонимание со стороны «простых смертных». В конце концов, университеты являются в некотором смысле музеями, где люди, подобные Золтану, люди, которые не смогли бы приспособиться к внешнему миру, преспокойно живут десятки лет, до глубокой старости, занимаясь избранными ими отвлеченными материями.

— Я планирую вернуться домой, — сказал Золтан.

— Домой? — переспросила Эвелина, но Григорий понял, о чем речь.

— В Венгрию. Домик на берегу озера Балатон ждет меня.

— И давно ты это задумал? — с ноткой обиды в голосе спросил Григорий. — Мне тебя будет очень не хватать.