Анатомия любви - Скотт Спенсер (2014)

Я шагал вверх по Пятой авеню, чтобы скоротать пару часов до того момента, когда настанет пора звонить Энн. Хью со своей новой любовницей вспоминал все то, чего его научили желать во времена его молодости. Кто знает, сколько еще народу было с нами на улицах? Наверное, миллион будет верной догадкой. Нью-Йорк – это место в Америке, где вы с большой долей вероятности можете встретить знакомых. Это наша столица нежданных встреч. Если пробыть там достаточно долго, наверное, повидаешь всех, с кем когда-либо был знаком.

Мне представляется скелет, в ожидании склонившийся над экраном радара, где мы с Хью – две точки света, несущиеся навстречу друг другу со слепым высокомерием комет.

Мы слепы к будущему. Мы с трудом удерживаем в памяти даже наши странные версии прошлого. Мы видим лишь немногое из того, что находится у нас под носом. Мы почти ничего не знаем. Единственный способ вынести все это – не обращать внимания. Я обращаю внимание, а потому не могу это вынести.

Мне следовало бы просто сделать вдох, выдох и собраться с силами. Однако не знать того, что произойдет в следующий момент, и жить в надежде, что в любом случае запросто поймешь смысл, – это все равно что нестись на предельной скорости в машине, где лобовое стекло полностью закрыто картиной твоего прошлого.

Я рассматривал витрину книжного магазина издательства «Даблдэй», размышляя, не купить ли Энн какую-нибудь книжку. Когда-то это было обычным делом для меня: приносить ей что-нибудь для чтения, от «Еврейской бедноты»[18] до «Солдат всегда солдат»[19] и от «Подземных»[20] до «Тесных врат»[21]. Нам нравилось, что мы такие разные. И я подумал, что, может быть, хотя бы часть прежней радости вернется, если я куплю ей книгу. Однако ничего из выставленного в витрине, похоже, не годилось для Энн, и сам я за последнее время не читал ничего такого, что захотел бы ей подарить. Я развернулся и увидел на другой стороне улицы, чуть дальше на север, магазин «Тиффани». Мы с Джейд когда-то ходили на фильм «Завтрак у Тиффани». Мы прогуляли школу, чтобы посмотреть его в «Театре Кларка» в центре Чикаго, и когда Одри Хепберн выходила под дождь искать свою кошку, мы с Джейд обливались слезами в пустом кинотеатре, разбазаривая эмоции со щедростью пьяных пиратов, гуляющих в порту с мешком золота.

Я подумал, что стоит подойти к витринам «Тиффани». Если мне скоро предстоит встретиться с Джейд, будет о чем рассказать ей. Я дошел до угла, остановился с пятью десятками других пешеходов в ожидании зеленого света. Я был зажат в толпе и чувствовал себя настоящим оборванцем. В Чикаго, городе светловолосых, я отчетливо ощущал свою принадлежность к семитским народам, но здесь, в Нью-Йорке, в окружении черноглазых мужчин в темных костюмах и женщин с львиными гривами черных волос, среди шелковых галстуков и драгоценных камней, я был ошеломлен шиком Манхэттена и реагировал, как последняя деревенщина: «Неужели эти люди настоящие?» День был в разгаре, но я как будто стоял в фойе оперного театра. Как можно незаметнее я переводил взгляд с одного серьезного лица на другое, на длинные носы, выставленные напоказ, словно наследственные реликвии, на косматые брови и щеки с легкой небритостью, на тускло-голубой берет, на выбритую голову, на подростка в красной бархатной ермолке.

А затем я случайно поглядел на другую сторону улицы, где толпа пешеходов, такая же, как с моей стороны, тоже дожидалась зеленого. И там, у самой кромки тротуара, стоял Хью и смотрел прямо на меня. Рядом с ним была высокая женщина с рыжеватыми косами, в майке и джинсовой юбке. Она держала пакет из магазина, устремив глаза в небо. Я проследил за ее взглядом и увидел маленький самолет, который оставлял за собой дымный след, чертя на небе послание: и Х, и О, и В…

У меня было столько разных возможностей.