Анатомия любви - Скотт Спенсер (2014)

Светофор, регулировавший движение в направлении север-юг, все еще горел зеленым. Я пробился через толпу и перешел Пятьдесят седьмую улицу, направляясь к ароматным зеленым кущам Центрального парка. И хотя в глубине души я знал, что это не так, я сказал себе: Хью меня не заметил, и я окажу нам обоим большую услугу, если уберусь с его дороги. Я шел, опустив голову, и шел быстро. Я почти бежал.

Хью рванул за мной, пересекая по диагонали перекресток Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы, нацелившись на меня, как стрела. Ингрид закричала ему вслед, как она рассказывала нам позже: «Хью! Что ты вытворяешь?»

И тут появилось такси, несущееся во весь опор, чтобы успеть на желтый свет, потому что водители такси вечно торопятся. Так уж они зарабатывают себе на жизнь.

Я обернулся разок посмотреть, не преследует ли меня Хью. Он, конечно же, преследовал. Я должен был остановиться, но не мог заставить себя сделать это. Мои ноги праздновали труса. Я приказал себе больше не оглядываться, а просто быстро идти вперед. На тротуаре собралась настоящая толпа, как будто в Рождество.

Было тесно и шумно, однако визг тех тормозов не показался бы мне более пронзительным, даже если бы я услышал его в концертном зале. Я замер на месте, развернулся и увидел Хью через секунду после того, как такси врезалось в него.

Его подбросило в воздух, швырнув в обратном направлении. Это было как в замедленной съемке. Такси дернулось на дюйм вверх, на дюйм назад, вздрагивая, замирая, подскакивая и падая, словно в припадке. Никто не проронил ни звука, а Хью висел в воздухе.

В следующий миг он упал на спину, но при этом продолжал двигаться, заскользил, как на салазках. Руки у него были раскинуты в стороны, коричневый пиджак задрался и собрался в гармошку на плечах. Он переворачивался дергаными, лишенными плавности движениями – вот теперь все показалось серьезным и вышедшим из-под контроля. Он перевернулся на правый бок, но голова его не сдвинулась, а ноги как будто пытались идти в разные стороны. Выглядел он так, словно может развалиться на части. И вот еще одна машина взвизгнула тормозами, и еще одна, и еще. В первые мгновения после того, как такси ударило Хью, его тело скользило по собственной траектории между машинами на Пятьдесят седьмой улице, но теперь все изменилось.

Вероятно, это уже не имело значения. Такси, сбившее его, ехало быстро, и удар был прямой. Хью, вероятно, уже был мертв или же при смерти. Но его ударил во второй раз зеленый грузовик из цветочного магазина. Это был даже не удар. Небольшой грузовик переехал Хью, раздавив верхнюю часть его безжизненного тела.

Окрасились ли небеса в алый цвет? Замедлило ли солнце свой неумолимый ход? Даже на запруженном народом Манхэттене мир казался совершенно спокойным. Люди разворачивались медленно, тихо. На лицах было то озадаченное, слегка отсутствующее выражение, какое бывает у публики в фойе театра после авангардной постановки. Это точно оно? Лучше сами скажите, что это было. Как будто требовался еще один взгляд, чтобы убедиться в том, что случилось именно это. А затем образ того мужчины, которого такси подкинуло, как мешок с мясом, завершил свой безумный пируэт по нашим чувствам, и мы снова увидели это. Долгие минуты ожидания остались в прошлом, нервные клетки больше не получали никаких сигналов, и вот теперь зазвучали первые крики, первые возгласы, руки закрыли не желающие видеть это глаза. Мы вдруг превратились в охваченное ужасом стадо, которое повалило на проезжую часть, наступая друг другу на пятки, отталкивая локтями, боясь внимательно взглянуть на этого незнакомца, и каждый надеялся, что кто-нибудь другой знает, что надо делать.