Анатомия любви - Скотт Спенсер (2014)

– Можно зайти? – спросил я. – Я только сегодня приехал. Остановился в гостинице. Мне хотелось бы повидаться. Мы могли бы поговорить.

– У меня было столько гостей, – сказала Энн. – Кит устроил себе бивак на моем диване.

– Он все еще здесь?

– Нет, утром уехал домой.

– Энн, можно зайти к тебе?

Она секунду молчала.

– Ну, если хочешь, – наконец произнесла она, дождалась моего ответа, а затем сразу повесила трубку.

Я вернулся к ее дому, позвонил, и Энн впустила меня. В маленьком, отделанном деревянными панелями лифте я поднялся на седьмой этаж. Предвкушая долгожданную встречу с Энн, я решил, что пора бы представить, что я скажу ей, однако будущее стояло, повернувшись ко мне спиной, предупреждая, чтобы я даже не пытался заглянуть ему в лицо. Лифт остановился с легким толчком, я вышел в широкий коридор: белый потолок, выцветшие розовые стены, натертые до блеска черные полы. Квартира Энн была в самом конце. Дверь недавно выкрасили белой краской, затейливая ручка, отлитая из свинца, была круглая и большая, как крокетный мяч. Я постучал и подождал. Мышцы ног стянуло узлом, наверное, было больно, но я почти не замечал; боль поднималась во мне, словно пузырь воздуха в шприце. Я снова постучал, и наконец послышались шаги Энн.

Она была в длинном бледно-зеленом платье с темно-зеленой отделкой и свисающими наподобие средневековых рукавами. Ее темные волосы были зачесаны назад, и она смотрела на меня сквозь большие, слегка тонированные очки. От нее пахло духами, из домашних открытых туфель, отделанных золотой тесьмой, выглядывали пальцы с накрашенными ногтями. В одной руке она сжимала книжку Сильвии Плат «Ариэль», а другой упиралась в бедро. Она держалась с полным самообладанием.

– Ты же знаешь, что я не люблю сюрпризы, – сказала Энн. – А ты не перестаешь устраивать их.

Она не пригласила меня в дом, но отодвинулась в сторону, чтобы я смог пройти. Мы оказались в длинном узком коридоре. На стенах висели картины и рисунки, в том числе и рекламный плакат голландской железной дороги, который когда-то висел на втором этаже в доме на Дорчестер-авеню, между спальней Хью и Энн и комнатой Сэмми. То, что он пережил пожар, удивило меня.

– Он до сих пор у тебя, – заметил я, указывая на плакат: на нем мужчина, похожий на Петера Лорре, открывал дверь железнодорожного вагона оливкового цвета.

– Нет. Это другой. Я нашла его в антикварной лавке на Второй авеню. Сто пятьдесят долларов. Пришлось месяц жить впроголодь, но мне так хотелось его купить.

Коридор с каждым шагом становился все светлее, и когда я вошел в гостиную Энн, свет сделался почти невыносимо ярким. Вся южная стена представляла собой сплошное окно, и большую часть западной стены тоже занимало окно. Бамбуковые шторы были подняты, Энн развесила на тонких нитках маленькие призмы, которые позвякивали и вспыхивали красными и зелеными искрами, когда сквозь них проходили солнечные лучи. Деревянный пол был голым. Вокруг стола со стеклянной столешницей три складных кресла, рядом белый диван. В углу комнаты, подальше от всего остального, стоял небольшой письменный стол из желтого дерева, наподобие тех, что встречаются в студенческих общежитиях. На столе красная пишущая машинка и открытая коробка с бумагой. Книжные полки, по большей части пустые. Было трудно сказать, где находится кухня и есть ли она вообще. Возможно, за закрытыми двустворчатыми дверьми.

– Куда можно сесть? – спросил я.

– Полагаешь, стоит? – ответила она вопросом на вопрос.

– Да. Полагаю.

– Почему бы тебе для начала не посмотреть из окна? Я люблю показывать новым гостям, какой отсюда открывается вид.