Обман зрения - Югетт Бушардо (2007)

Руины античного амфитеатра… «Квадратный дом»… Арка Августа… Рафаэль настаивает на том, чтобы посетить все достопримечательности. Он восстанавливает в памяти с дотошностью ученого-историка все знаменитые памятники, что он видел когда-то во время экскурсий, на которые они отправлялись вместе с учителем и его школьными товарищами из деревушки Эг-Вив. Мы неспешно прогуливаемся под сводами платанов, что растут вдоль каменистой дороги, ведущей к «Садам источника» и к руинам башни Мань. Рафаэль вспоминает, как будто перед ним раскрывается невидимая книга, которую он давно не брал в руки и теперь перечитывает с таким наслаждением, имена своих былых товарищей, веселые истории из детства. Он рассказывает, как они, стайка мальчишек, подшучивали над пожилыми дамами из деревни; у него вдруг прорезывается странный певучий акцент, вырываются словечки, которых я никогда не слышала. «Это морской ветер опьяняет меня», — заключает он весело после нескольких секунд ностальгии; с моря дует ласковый ветерок, бередящий сознание и расслабляющий тело.

Он не говорит ни о своих родителях, ни о маленьком брате, что тоже погиб в автокатастрофе. Как будто он всегда жил лишь в окружении друзей его возраста, а все остальное — слишком больно вспоминать. Когда же я предлагаю ему отправиться в Вонаж и оттуда на ферму, где работали его мать и отец, Рафаэль отказывается, замечая, что у фермы уже, скорее всего, давно сменился владелец и что он вообще не настроен встречать кого-либо, кто знал его семью: его начнут закидывать вопросами, жалеть… «Но я бы хотел подняться вместе с тобой на холм Калтвиссона, чтобы показать тебе мельницы… можно также взобраться на холм Наж… Если я не ошибаюсь, там есть римская крепость, конечно в руинах, и еще огромный склад каменных ядер, учитель рассказывал нам, что их использовали во время войны».

Мы вновь садимся в маленький красный автомобильчик и отправляемся в путь: вначале мы пересекаем неизбежную пригородную зону больших оптовых магазинов; я не нахожу нужным описывать Рафаэлю все это нагромождение огромных вывесок, бетонных стен с рекламными плакатами — все это кричащее уродство. Наконец начинаются деревни. Здесь также встречаются вывески, но они отличаются деликатной скромностью; все чаще попадаются совсем новые земельные участки с еще робкой, редкой растительностью, а дальше идут роскошные долины, спрятавшиеся в тени сочной зелени холмов, рыжее золото виноградников, охра распаханных земель, перемежающаяся с белизной щебня, уже поредевшие фруктовые сады — все оттенки от коричневых до сиреневых; и, конечно же, оливковые плантации, серебро листвы трепещет на ветру.

Холм Наж пустынен, кажется, что он погрузился в сон. Мы оставляем машину внизу и карабкаемся по едва заметной тропинке, огибающей валуны, иногда ныряющей в заросли кустарника. Через несколько сотен метров мы внезапно оказываемся на ровной площадке. Здесь действительно есть руины, расчленяющие холм конструкции, чье назначение трудно определить не профессионалу. Рядом с одним из полуразрушенных строений обнаруживается склад камней, о котором упоминал Рафаэль. Я с трудом подвожу к нему моего друга, стараясь избегать ям, низких стен, острых веток кустов. Когда мы наконец добираемся до углубления, где хранятся снаряды, Рафаэль внезапно опускается на корточки, наклоняется вперед, берет одно ядро в руки, затем другое, он обращается с ними, как с хрупкими, стеклянными шарами. Он гладит камень, трется щекой о шероховатую поверхность, он кладет и вновь берет их, как будто переживает величайший накал чувств.