Ключи счастья. Том 1 - Анастасия Вербицкая (1993)

Какое наслаждение плыть вдвоем мимо этих дворцов, величаво дремлющих, как бы в заколдованном сне! На стенах ветер и дожди смыли дивные фрески Сансовино, Тициана и Джорджоне. Сырость начертала на них свои причудливые узоры. И они стали перламутровыми. Время коснулось их своей рукой. И они стали загадочными и прекрасными. Так прекрасно только отжившее. Глаз не может насытиться этими неуловимыми оттенками мрамора.

— Взгляни направо, на этот ряд. Все это здания пятнадцатого столетия. Здесь жили дожи, патриции, великие художники — Тьеполо и Тициан… вон там, где терраса…

— А теперь здесь отели, набитые англичанами! Марк, ты понимаешь, что можно возненавидеть людей?

Дворец, величественный и печальный, на повороте развертывает перед ними свой мрачный фасад. На стенах сохранились гербы Фоскари [71].

— А вот это дворец дожа Мочениго… Здесь жил Байрон.

— С маркизой Гвиччиоли?

— Да. После разрыва с женой.

Маня вдумчиво глядит на стены с исчезающими Фресками, бледными, как сны. Вспоминается гордое лицо поэта. Как мог он, избранный из тысяч, тосковать о своей ничтожной Какую власть над людьми имеют символы!

— Покажи мне дом, где умер Вагнер!

— Это дальше. А вот взгляни сюда. По преданию это был дворец Отелло…

— Ты, кажется, не веришь? — строго спрашивает Маня и пристально смотрит в его лицо.

Он опускает глаза, пораженный ее чуткостью.

— Как можно! Ни тени сомнений…

Лодка скользит из одного узенького канала в другой. Вдруг Маня видит высоко вверху, между двумя старыми дворцами, висячий мост. Он весь ажурный. Он недоступен.

Кто, кроме влюбленного, мог построить его? Только жажда быть вместе и невозможность осуществить желание перекинули над темной водой воздушный переход. Как символ слияния двух душ, разлученных жизнью. Деревья выросли на стене, вскарабкались наверх и завладели угрюмым мшистым камнем. Под мостом — балкон. Плющ обвил его колонны и пополз вверх, до каменных фестонов крыши, откуда упал пышной вуалью.

— Это дворец Альбридзи, — говорит Штейнбах.

Они плывут дальше. Но Маня долго затуманенными очами глядит вверх, на ажурный мост, увитый плющом, на суровые камни с гербами. Они шепчут что-то. И она их слышит. Хрустальная стена растет.

Гондола выплывает опять на Большой канал.

— Хочешь видеть сказку в камне из «Тысячи одной ночи»?.. — встрепенувшись, спрашивает Штейнбах.

— О Марк, неужели есть что-нибудь лучше дворца Альбридзи?

— Плывите к Ca d'Oro[72]! — говорит Штейнбах гондольеру.

Солнце садится, когда через час почти они возвращаются с. другого конца Венеции. Там уже нет дворцов, а начинаются фабрики. В воздухе заметно свежеет. Они едут в глубоком молчании. Хрустальная стена отрезала их от мира. Как туман, поднимается она над лагунами. И в нем тает прошлое. Без следа. Фрау Кеслер встречает их на лестнице.

— Куда вы пропали? Маня, у тебя руки, как лед! Она отвечает трепетным голосом.

— Мы видели сейчас закат. Я никогда не забуду этого дня, фрау Кеслер! Обнимите меня, дорогая. Я так счастлива! Жизнь так хороша!

— Хотите слышать музыку? — вечером спрашивает Штейнбах.

— О да! — отвечает фрау Кеслер. Маня молчит.

— Это слишком оригинальный концерт, — говорит он. — Вместо паркета плиты древней мостовой. Открытое небо вместо плафона. Аркады дворцов заменяют стены салона. Пойдем! Нигде в мире потом ты не встретишь ничего подобного.

На площади Св. Марка толпа окружила военный оркестр. Огромные канделябры дают так много света, что ночи не чувствуешь. Итальянцы слушают молча, сосредоточенно. Особенно простолюдины. С негодованием оглядываются они на туристов, которые ходят стадами, шаркая по скользкой мостовой, и громко смеются. Все столики заняты. Пьют кофе и сиропы.