Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

Как добр был Господь, когда даровал чувству эту способность выражаться в каждом движении и открыл ему все пути! Но это зависит и от восприимчивости сердца. Чтобы любовь могла дать счастье — нужно не только уметь любить, но и уметь быть любимой.

Нежность Эмануила к дочери — выше всяких описаний; нужно сказать, что она, точно ангел, слетевший с одной из картин Рубенса. Как непостижимо это возрождение жизни! Сколько дум возбуждает в нас один вид нашего дитя! Какое сладкое впечатление производит на нас его первый лепет! Потом дитя растет — в его движениях начинает проявляться способность, лепет приобретает смысл, инстинкт превращается в чувства, в страсти, и пойдет оно быстро по только что пройденному нами пути, но на котором мы должны будем оставить его как бы для того, чтоб оно само нашло привязанности, необходимые для его счастья, которого не может дать ему наша эгоистическая любовь, — потому что, наконец, мы станем неспособны к жертвам и будем требовать их только для себя. Да, теперь только я могу объяснить себе смысл слов отца и все сказанное им по этому предмету. Сколько всего заключается в ребенке! Когда я погружаюсь в созерцание этого крошечного существа, еще слабого и ничего не понимающего, которое умеет только инстинктивно протягивать свои ручонки к виновнице его жизни, я не могу убедить себя, что и мы когда-то были такими же. И невольно спрашиваю себя: какую будущность готовит судьба этому слабому созданию, которое, однако, поймет со временем жизнь и ее явления, которое будет любить и страдать и которое встретит, быть может, существо, теперь тоже едва только явившееся на свет, но которое сделается необходимым для его счастья, как Эмануил для моего собственного. Потом, как мы, и оно будет иметь детей, и оно умрет в свою очередь, и наступит время, когда все мы будем жить только в памяти потомков. Наши портреты, портреты стариков, будут развешаны по стенам галерей, наряду с изображениями наших предков, а наша любовь, наши грезы, наши радости не оставят и следа. И тысячи лет пройдут над нашим прахом, и земля уничтожит все, даже кости, которые наши дети, обливая слезами, зароют в ее недра…

Так вот что такое жизнь! И вследствие этого раздумья во мне невольно рождается вопрос: отчего Эмануил, вместо того чтобы посвятить всю жизнь мне и дочери, тратит ее на достижение честолюбивых и химерических желаний, которые еще гораздо непрочнее нашего существования? Но одной улыбки моей Клотильды и поцелуя моего мужа слишком достаточно, чтобы рассеять эти грустные мысли, которым удивишься и ты, когда прочтешь письмо, и которые, надеюсь, никогда не тревожат твою головку; но ведь ты лучше всех должна знать, что я всегда была немного мечтательна; помнишь, ты часто шутя называла меня Шарлотою Вертер.

Понимаешь ли ты теперь, как мало опасен для меня маркиз де Гриж? Напиши же мне длинное письмо, которое могло бы вознаградить за последние две строчки».

Г-жа Барилльяр отвечала ей: