Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

— Будете ли завтра, доктор? — спросил граф, видя, что доктор уходит, пробыв у больной весьма короткое время.

— Да, но это будет мой последний визит… теперь надо обратиться к врачу души.

После этого граф вошел в спальню жены, где дочь его еще продолжала молиться. Он осторожно прикоснулся к ее плечу.

— Дитя мое, — сказал он, — пойдем со мною.

— Зачем?

— Мне нужно сказать тебе кое-что.

— О, Боже мой! Что такое? — проговорила она со страхом.

— Не бойся; я не скажу ничего, что бы могло огорчить тебя.

— Так говорите здесь, добрый папа, только тихонько, чтоб не разбудить маман. Мне не хочется отходить от нее.

— Невозможно.

— Отчего?

— Надо оставить ее одну.

— Боже мой! Боже мой! — вскричала г-жа де Брион и, заливаясь слезами, упала на грудь отца.

— Ну пойдем же со мною, — повторил он, расстроенный этой сценой и увлекая дочь.

Мари шла за ним бессознательно; но, дойдя до дверей, она бросилась к постели умирающей, глаза которой уже остановились без движения, хотя неровное дыхание еще подымало грудь.

— Вы долго будете говорить со мною? — спросила Мари графа.

— Нет, дочь моя, скоро ты опять придешь сюда и тогда уже можешь не оставлять больной.

Когда граф запирал двери спальни графини, Марианна шепнула ему что-то; он еще быстрее повел за собой дочь, которая, услышав шаги, раздающиеся на лестнице, не могла удержаться от самых плачевных предположений.

— Но что же там такое? — вскричала она, наконец, и зарыдала.

— Нужно, — отвечал граф, — чтобы никто не мешал священнодействию.

— А, последнее!.. — произнесла Мари и упала на колени.

Слезы остановились: ее горе было слишком сильно, чтобы плакать; но когда слезы высыхают в глазах, они падают на сердце и давят его. Бедная женщина задыхалась, так что граф отнес ее на кровать, хотя она непременно хотела видеть графиню. «О, матушка, матушка!» — могла она только сказать и в судорожных конвульсиях ломала руки, порывалась сойти с постели, не узнавала ни отца, ни мужа, удерживавших ее; доктор влил ей насильно несколько капель какого-то лекарства, вследствие чего силы ее оставили, и она впала в состояние беспамятства. Десять дней и ночей провела она в тревоге и без сна, что было не по силам ее слабому организму.

Наконец дыхание ее стало ровнее, она заснула.

Долго спала она; когда она проснулась, было уже темно. Мари провела рукой по лбу, как бы желая припомнить что-то; окружающая ее тьма и тишина приводили ее в ужас, и она, боясь пошевелиться, стала звать отца. Но никто не отвечал ей: она была одна в комнате. Тогда она встала и ощупью отыскала двери, растворила их, повсюду — та же мертвая тишина, то же молчанье; она пошла далее и, пройдя анфиладу комнат, добралась, наконец, до порога спальни матери.

Прижавшись к двери, она стала прислушиваться, что делала и прежде, но теперь ничего не долетало до ее слуха; она растворила двери, и свет одной восковой свечи поразил ее уже десять дней тревожащееся воображение. Вот что она увидела: граф д’Ерми стоял у окна, несмотря на холод и дождь, лившийся на улице; барон де Бэ сидел у постели, облокотясь на подушку и поддерживая голову рукой, он плакал; Эмануил стоял возле графа и держал его руку; Марианна плакала; доктор уходил, его присутствие было уже не нужно — графиня скончалась.

VII

Смерть графини была для г-жи де Брион тяжелым ударом. Ее отчаяние доходило до безумия, и она становилась по временам немой и глухой ко всему окружающему. Утешения отца вызывали улыбку на ее бледных губах, и глаза наполнялись слезами, но это ненадолго; она снова входила в ту же апатию, в то же изнеможение; казалось, что силы ее уже истощились, и она сделалась неспособною страдать.