Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

Приехав во Флоренцию, он занял две отдельные квартиры: одну себе, другую для г-жи де Брион и Марианны, а между тем, предполагал купить где-нибудь домик для приличного их помещения. Мари села на стул в первой комнате, куда ввели ее, осмотрелась вокруг себя и заплакала такими горячими слезами, какие, казалось, не лились еще из глаз ни одной женщины. Много было похищений, но ни одно из них не походило на рассказываемое нами.

— Считаю лишним просить тебя заботиться о г-же де Брион, — сказал де Гриж Марианне, — я отправляюсь к себе. Когда же захочет она меня видеть, пусть пошлет за мною. «Итак, — подумал он потом, — жизнь моя навсегда связана с жизнью этой бедной женщины; но она не любит меня, между тем, я — я люблю ее больше всего на свете!»

И после этого он с грустью уселся у окна в своей комнате.

Какие странные и различные результаты имеет любовь, после того как женщина уступает влечению этого чувства.

Вот перед нами четыре различных экземпляра прекрасной половины рода человеческого.

Первый из них — графиня д’Ерми, для которой любовь служила только развлечением, не оставляя ни в ней, ни на ней никаких следов. И свет знал ее страсти, но не требовал у нее отчета за них, хотя она имела и мужа, и дочь, и громкое имя.

Второй — Юлия Ловели. Для нее любовь была занятием, расчетом, профессией, и люди дали ей взамен богатство, известность и даже некоторое влияние. Любовь для нее была средством существования, как труд работнику, с тою только разницей, что она была далеко счастливее каждого из них.

Третий — Клементина Дюбоа, в любви к мужу которой мы видим только братскую привязанность, одно чувство дружбы без восторженности, без измены, без опасностей; она уверена в своем сердце, потому что в нем нет страсти. Из всех четырех она самая счастливая, потому что уделом ее будет то душевное спокойствие, которое называют чистою совестью — как следствие добродетели.

Наконец — Мари; она одна из них испытала на себе всю силу настоящей любви, любви, которая гнетет ее еще и теперь и которая сгубила ее; ибо до того сильно запала в ее душу, что возбудила даже ревность к внушившему ей это чувство. Ревнуя мужа, она обманула его. И за этот единственный проступок она будет несчастнее Юлии и более наказанною светом, чем графиня; потому что не будет иметь ни бесстыдства первой, ни беспечности характера своей матери.

Мари однажды в жизни отдалась человеку, не имевшему над ней прав мужа, и эта минута забвения разбила все ее существование, опозорила ее имя, разрушила счастье отца и будущность любимого ею человека, которого, несмотря на то, что она уже принадлежит другому, все еще любит более всего на свете.

Да, она будет наказана, потому что увлеклась и не умела лгать. Сделавшись жертвою игры роковой страсти, она, запятнанная только одним мгновением, послужит ступенью к благосостоянию женщины, вся жизнь которой была неразрывной цепью злых деяний и которая, не успев сделать вовремя единственного, может быть, доброго дела, успела очернить до конца даже память о своем благом намерении.

Отчего же это? Отчего существо, едва достигшее 20 лет, существо неопытное и слабое, за минутное увлечение осуждается на вечное раскаяние и осуждается обществом, которое само по себе, может быть, не нравственнее того, кого оно осуждает? Неужели притворство должно служить стражем жизни? И только потому, что проступок или преступление покрыты мраком тайны, можно рассчитывать на извинение? Разве общество, зараженное пороками, взяв на себя право осуждать проступки, может только карать за них, как будто налагаемое им наказание может служить оправданием его собственной испорченности?