Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

— Подумай, однако, с этого дня жизнь твоя должна принадлежать Богу.

— Она продлится недолго, быть может!

— Ты сомневаешься в его прощении?

— Я надеюсь на его милосердие.

— Хорошо, дочь моя! Бог принимает тебя, а я, служитель его, не только разрешаю, но и благословляю тебя на этот подвиг. Иди с Богом.

Он вышел из исповедальни, взял руку Мари и сказал ей:

— Иди с миром, дочь моя; последний день твоей свободы Бог озарил лучезарным светом солнца; иди, помолившись ему в храме, удивляться ему среди его творений! Я же предупрежу настоятельницу монастыря «Зеленая долина», основанию которого ты же помогла и который теперь отблагодарит тебя за это благодеяние. Когда ты намерена войти в него?

— Я бы хотела завтра, в этот же час.

— С Богом, дочь моя! — И, взглянув с улыбкой кротости на бедную Мари, священник удалился.

Мари взяла Марианну и отправилась с ней в пансион г-жи Дюверне. Там еще более она не заметила какой-либо перемены. Войдя туда, Мари спросила мадам Дюверне. Начальница пансиона не узнала своей воспитанницы.

— Вы не узнаете меня, — сказала ей Мари. — Впрочем, неудивительно, страдание так изменило меня! Я — Мари д’Ерми.

— Мари! — воскликнула мадам Дюверне. — Да, да, я узнаю вас теперь. Но зачем этот глубокий траур?

— Тройной: по отцу, мужу и дочери.

— Все трое умерли?

— Все, — отвечала Мари.

— Бедная женщина! И вы вспомнили о нас среди ваших несчастий! Благодарю и люблю вас за это еще более прежнего, дитя мое.

— Я пришла попросить вас…

— О чем, дитя мое?

— Дать мне на эту ночь ту самую комнату, которую я некогда занимала, а Марианне — занимаемую Клементиной, согласны ли вы?

— С удовольствием, и хотя они заняты, но я прикажу их очистить. А завтра вы уедете от нас?

— Завтра я покидаю свет и посвящаю себя Богу.

— Таков обет ваш?

— Да.

Мадам Дюверне не нашла что возразить. Она поняла, что печаль Мари была сильнее, нежели она воображала. Потом, взяв за руку свою питомицу, мадам Дюверне повела ее в бывшую ее комнату.

Ту же мебель, то же зеркало, ту же кровать увидела Мари, и недоставало только портрета ее матери, чтобы довершить впечатление прошлого.

Взрослая девушка стояла у окошка, кидая за окно хлебные крошки, и была до того углублена в свое занятие, что не обратила внимания на вошедших.

— Мадемуазель, — сказала ей Мари, — теперь вы занимаете эту комнату?

— Как видите, — отвечала, улыбаясь, молодая девушка.

— Я попросила бы вас уступить мне ее на сегодня. Некогда эта комната была моей, тогда я имела счастье быть пансионеркой, она полна для меня отрадных воспоминаний, и потому-то я хочу провести последнюю ночь между ними…

— Как! — возразила молодая девушка. — Вы жалеете о проведенных здесь годах?

— И даже очень! — отвечала Мари, поднимая глаза к небу.

— А я так только и думаю, как бы поскорее выйти отсюда. Слава Богу, впрочем, август месяц недалеко — и я скоро увижу свет. Говорят, он чудо как хорош?

Мари взглянула на говорящую с чувством глубокого участия; она ей напоминала самое себя.

«Четыре года назад я думала то же самое. Кто знает, может быть, и этому счастливому ребенку судьба готовит мою участь?» — подумала г-жа де Брион.

— Я отправлюсь ночевать в дортуар, — прибавила молодая девушка, — пользуйтесь же вашей комнатой сколько вам угодно.

— Дайте мне поцеловать вас, — отвечала ей Мари.

— С удовольствием.

— Мне кажется, что я осязаю свое собственное былое счастье, — проговорила г-жа де Брион. И она в последний раз улыбнулась милому созданью.

Потом Мари заглянула в соседнюю комнату. Там тоже все было в прежнем виде — и вот она оказалась среди своих воспоминаний, которые, как птицы, напевали ей о невозвратно минувшем.

— А что поделывает Клементина? — спросила ее мадам Дюверне.