Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

— В таком случае, — прибавил Эмануил, который, казалось, заинтересовался любопытством девушки, — в таком случае, я готов посвятить вас в тайну этой обширной политической сцены. В мире существуют два начала, две главные пружины: власть и народы. В 1793 году народ, мы говорим о французах как о народе, стоящем во главе просвещения и движения. Французы уничтожили трон и обезглавили короля; они отвергли Бога и казнили священников, они заблуждались и в верованиях, и в действиях; но теперь, когда все это прошло, мы можем сказать: эта революция была страшной необходимостью. Королевская же власть при каждом движении чувствует, что падение ее возможно. Здесь одни стараются убеждать народ быть терпеливым и подавать советы королю; другие хотят затопить трон волнами народа и восстановить начало равенства, проповедуемое так называемыми социалистами. Кто из них прав? Те ли, кто хочет, чтобы народ имел правителя, который бы заботился о нем, или те, кто желает, чтобы народ управлялся сам собою? Народ вообще — то же, что и отдельно взятая личность. Редко встречается человек, который бы достиг совершеннолетия, распоряжаясь благоразумно своим наследством и употребляя с пользою свободу и молодость. Если народ считает себя достигшим полного своего развития, он сделает величайшее безумие и все-таки найдется вынужденным признать власть, т. е. единство власти — и чем она будет самостоятельнее, тем он будет счастливее. Революции, хотя и разыгрываются всегда во имя идей, — не что иное, как требования желудка. Устройте так, чтобы народ имел постоянно средства к жизни, мог содержать свою семью, просветите его ум необходимыми знаниями, научите его понимать добро и зло, чего мы не знаем еще, хотя нас этому и учит Евангелие, и вы увидите, что революционные элементы исчезнут. Народ ищет не перемены правителей — он требует только свободу труду, мысли и жизни. Будет ли представителем власти — из Бурбонов старшей линии или младшей — народу это решительно одно и то же; лишь бы только он был справедлив и любим. Что же касается революций, этой утопии, которую во Франции еще поддерживают некоторые безумцы, то она невозможна в будущем. Прежде чем она приведет к предполагаемому благосостоянию, отечество переиспытает всевозможные правительства, как больной испытывает одно за другим всевозможные средства; но он скоро отбросит их, ибо не замедлит впасть в руки честолюбивых глупцов, которые сумеют свести его с истинного пути. Есть люди, которые имеют постоянные доходы, и тут же, возле них, другие умирают с голоду. Какими средствами первые достигли богатства? Что сделали другие, чтобы дойти до бедности? Вот вопросы, в которых и заключается вся сущность. Пока эта несправедливость будет иметь место в обществе, до тех пор мы не сойдем с вулканической почвы. К несчастью, она будет иметь место всегда.

— Отчего? — спросила Мари. — Мне кажется, что горю легко помочь: пусть те, у которых много, поделятся с теми, у кого ничего нет.

— Это вам кажется так легко, вам, потому что вы добры, но это — неприменимо; к тому же существуют и страсти. Среди народа есть умные люди, но этот ум делает их завистливыми и честолюбивыми; они постоянно говорят угнетенному классу: «Бог несправедлив, а люди злы; тогда как богачи утопают в роскоши, вы бедствуете; этого не должно быть — а так как они не хотят добровольно поделиться с вами, то надобно принудить их к этому». Вот в этих словах и лежит основа революции. К несчастью, если одни хотят отнять, другие отстаивают; и кто расплачивается за все это? Народ, всегда народ, который не замечает, что он только делается орудием ненависти и честолюбия и что насилием он отталкивает от себя сочувствие и доверие.

— Так что же делать?