Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

— Нет; там торжествует тщеславие, тогда как сегодня наслаждалось сердце; вы приняли меня с таким радушием, что я не мог оставаться равнодушным. В моем положении на меня все смотрят как на человека государственного, но никому не приходит в голову, что у меня может быть и сердце; я нечто вроде автомата, движимого честолюбием, и все видят во мне де Бриона, пэра Франции; но никто — брата, отца, друга. Я пользуюсь уважением — но меня не любят; меня ждут часто — но никогда не жалеют о моем отсутствии; обо мне говорят многие, может быть, даже и в эту минуту произносят мое имя — но нет никого, кто бы произнес его из участия.

— Однако, — сказал д’Ерми, улыбаясь, — разве вам самому не о ком вспомнить? Не найдется разве в этом громадном городе, о котором вы говорите так много дурного, ни одного уголка, в котором не произнесли бы ваше имя, не перед другими, но тихо, в час вечерней молитвы? Нельзя поверить, чтобы такая возвышенная и благородная душа, как ваша, не встретила другой, подобной себе, не может быть, наконец, чтобы вы никого не любили?

— А между тем это правда.

— Вы или очень скромны, или скрытны.

— Верьте мне, граф, я говорю правду.

— В таком случае я жалею вас; к счастью, вы еще молоды, и жизнь не дает вам ничего в настоящем, потому, быть может, что бережет вам многое для будущего.

— Быть может.

— Это слово надежды.

— И сомнения.

— Решительно вы сделались мизантропом; но я вас вылечу.

— Вы совершите немалое чудо, и в минуту моего исцеления вы приобретете самого преданного друга.

— Попробуем; состояние моего пациента мне уже известно, кроме того, и его характер, что весьма важно. Но до сих пор я говорил с вами только о настоящем — теперь мне нужно знать ваше прошедшее: ваша меланхолия есть ли следствие скорби, или неведение привязанности; вы никогда не любили?

— Никогда.

— Из нежелания?

— Почти; но только не собственно своего. Я имел связи, но связи бесполезные; а между тем я убежден, что, если бы мне удалось найти истинное чувство, я бы все принес ему в жертву. Но, откровенно говоря, женщины, с которыми я встречался, — эти женщины с их легкою, как дым, любовью, с их милой, но заученной улыбкой, с их двойственною душою не стоили того, чтоб я пожертвовал для них будущностью, о которой я мечтал с самого детства. Нет — я не любил еще.

— И друзей тоже?..

— Друзья! Вот слово, которое давно уже вычеркнуто из моего сердца. Друзья? Человек, подобный мне, их не может иметь; я сталкивался с людьми, которые в моем положении видели себе пользу и которые пожимали мою руку, пока не находили что-нибудь полезнее для себя в других; я видел людей, которые льстили мне в моей гостиной и нападали на меня в своих журналах. Другие же, и их-то я извиняю с удовольствием, занимая у меня деньги, отбивали любовниц; все они вместе назывались моими друзьями, ибо им нужен был этот титул; но, нечего вам и говорить, как мало я верил их словам. Я отжил — не живши; я жил умозрительно, но не существенно, ибо в действительности одна страсть мне достаточно охладила сердце, чтоб его могли отогреть даже те, в которых другие находят источники счастья.

— Вам нужно полюбить женщину, и лучше разориться для нее, чем оставаться в этом состоянии, которое убьет разом и способность ума и сердце.