Победить тьму... - Барбара Эрскин (2004)

— Киса? — Несколько минут он стоял в комнате, соображая, куда отправилась его подружка. Затем медленно последовал за ней в холл, встал у нижней ступеньки лестницы и посмотрел наверх. — Киса? — В пустом доме его собственный голос показался ему довольно странным. — Киса, где ты? — Тишина. Он остался стоять там же, где и был, у нижней ступеньки лестницы, прислонившись головой к гладкой, выкрашенной в белый цвет колонне, которая устремлялась вверх. Одна половина его существа уже прекрасно понимала, что сейчас настал момент истины, но он не мог смотреть реальности в глаза. Он сейчас даже не воспринимал эту реальность. Все, что он знал, это то, что если он поднимется наверх, то снова проникнет в этот странный мир своих вожделенных снов и потеряется там. Последнее, что он помнил, это то, что посмотрел на часы: было десять минут второго. В три тридцать он должен был быть в своем кабинете в офисе.

Медленно поднимаясь по лестнице, он чувствовал странное, почти болезненное возбуждение, которое поднималось откуда-то изнутри, из самого желудка. Почти не осознавая, что он делает, он потянулся к галстуку и начал его развязывать. На верхней ступеньке он некоторое время постоял, прислушался, затем пошел по серому ковру к двери спальни. К той самой, которую он и Джейн делили так много лет. Тусклый зимний свет проникал сквозь окно и разливался по коридору. Адам медленно вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Она сидела на его кровати. Рядом с ней на полу, разбитый на тысячи мелких кусочков, лежал амулет.

— Ты маленькая ведьма, — сказал он почти машинально и в продолжение сказанного начал раздеваться. Когда он лег в постель, то почувствовал, как холодные простыни ласкают его голое тело. Он закрыл глаза и стал ждать, пока она скользнет под одеяло. Он открыл глаза через довольно большой промежуток времени. Когда наконец сел и потянулся за рубашкой, краски на небе стали меркнуть. В комнате никого не было.

Ивар Фернес стоял рядом с ее постелью. Он потирал щеку левой рукой, а правой держал толстую папку с записями. После обеда она ушла и легла в постель, сославшись на то, что сильно устала. Так, во всяком случае, она сказала сестре. Когда они попытались разбудить ее в половине третьего, так как это было время, когда Брид должна была посещать свои занятия, то не смогли ее добудиться. Они трясли ее и кричали, но все было бесполезно. Тогда они позвали на помощь кого-то из персонала, и те, в свою очередь, привели Ивара, оторвав его от пишущей машинки.

— Почему вы не позвали меня сразу же? — Он резко вскочил на ноги и взял в руки ее папку. — Я уже неоднократно говорил вам, что, когда она в таком состоянии, ее невозможно разбудить.

— Вы тоже не сможете разбудить ее. — Дебора Уилкинс, которая в тот момент была на дежурстве, метнула на него злобный взгляд, но он этого не заметил, так как уже повернулся к ней спиной и быстро зашагал впереди нее по коридору. — Ее даже бомба не сможет разбудить.

Он проигнорировал ее реплику, толкнул тяжелую дверь, ведущую в длинную спальную комнату, и широким шагом направился к кровати Брид.

— Итак, моя дорогая, ты опять на другом конце серебряной связи, не так ли? — Он стоял и смотрел на нее, будто ожидал случайно увидеть эту незримую нить. Она лежала на спине, руки ее были скрещены на груди. Брид походила на алебастровую фигуру, которыми в соборе украшены гробницы. Он осторожно дотронулся рукой до ее щеки. Она была абсолютно холодной. Сзади него стояла сестра Уилкинс и, нахмурившись, тоже смотрела на девушку. Ивар чувствовал всю ее нелюбовь и неодобрение, которые каким-то невидимым облаком висели в тишине. Затем он повернулся. — Благодарю вас, сестра Уилкинс, я присмотрю за ней. Идите и занимайтесь своими обязанностями.