Одержимость - Сьюзен Льюис (1996)

Она никогда не испытывала оргазма, по крайней мере с Филиппом, и он перестал добиваться от нее этого сразу же, как только она заявила, что это как-то недостойно.

Она спрыснула себя дорогими духами, когда он вошел в гардеробную, встал позади нее, обнял и посмотрел на отражение в зеркале.

— Гм… Хорошо пахнет, — пробормотал он.

— Филипп, пожалуйста, — она отстранилась, — ты испортишь мою прическу.

— Извини, — промямлил он, не совсем понимая, зачем он вообще подошел и прикоснулся к ней.

— Не сходить ли тебе вниз? Проверь, как дела. — Октавия поставила духи на туалетный столик и взяла кисточку для подкрашивания губ.

Подавив свое нестерпимое желание двинуть кулаком по столику и разнести все бутылочки вдребезги, он кивнул.

— Может быть, чем-то помочь перед уходом?

— Нет. — Казалось, она почти не слушала его.

Боже, ну почему он так лебезит, спрашивал себя Филипп, пересекая комнату. Почему не найдет в себе сил противостоять ей? Сказать, что на самом деле он думает о ней, и вообще покончить с этим фарсом.

Он дошел до двери, его нервы были на пределе. Последние два часа он пытался собраться с духом и объявить ей, что на следующей неделе на несколько дней уезжает. Он часто ездил по делам, и она никогда не возражала. Но эта поездка не была деловой, и он очень боялся, что она увяжется.

Филипп уже ступил за порог, как слова вылетели сами собой.

— О дорогая, чуть не забыл — на следующей неделе я уезжаю на пару дней в Испанию.

— Правда? — спросила Октавия, подкрашивая губы. — А что там, в Испании?

— Гольф, — небрежно улыбнулся он, но его рука на ручке двери дрогнула.

Кисточка повисла в воздухе, и Октавия медленно повернулась к мужу.

— Гольф? — переспросила она, и чуть ли не морщинка появилась над ее совершенной бровью. — Ты собираешься в Испании играть в гольф?

Филипп неловко засмеялся:

— Разве гольф — что-то из ряда вон выходящее?! Многие играют.

— Да, конечно. Но не ты. Ты никогда им не занимался. Так в чем же дело?

Конец. Не будет никакой Испании. Октавия слишком подозрительна. И никогда не позволит ему поехать, не поверив в причину. Он почувствовал внезапный прилив печали и негодования — в который раз уже он подводит Пэм.

— Да едут тут двое ребят из банка, меня пригласили. Я и подумал — почему бы не прогуляться.

Взглянув на Октавию, он с удивлением увидел, что она улыбается. Надежда воспарила!

— Прекрасно, ты хоть немного отдохнешь, — протянула она. — Я так рада, Филипп.

Он едва верил своим ушам и уже собрался было поблагодарить жену, но следующие слова остудили его:

— Слушай, между прочим, де Уитни пригласили нас к себе в Гстаад покататься на лыжах на следующей неделе. Конечно, я отказалась, поскольку ты очень занят. Но сейчас… пойду, позвоню и обрадую их — мы приедем в следующий вторник. Дорогой, это просто восхитительно. Ты ведь не собирался играть в гольф, правда? Конечно, нет, такая скучная игра, и разве я не умница, что спасаю тебя от всех этих неотесанных середняков, которые будут настаивать…

— Не надо меня спасать, я на самом деле хотел поехать…

— Не глупи, Филипп. Ты же ненавидишь гольф.

— Мне нравится гольф, Октавия.

— Нет-нет, ты его ненавидишь. А в Гстааде будет очень весело. Хотя кататься на лыжах — тоже скука. Но ты же знаешь де Уитни, они так гостеприимны. С такой хозяйкой, как Рамона, никогда не соскучишься. Ты же обожаешь кататься на лыжах. Так ведь, дорогой? И такой мастак!

Действительно, Филипп слыл самым хорошим лыжником среди их многочисленных друзей и, пожалуй, больше всех любил Рамону и Айвана Уитни. Но сейчас он хотел в Испанию.

— Я уже заказал билеты на Барселону, — он попытался слабо протестовать.

— Билеты? — Октавия смущенно покачала головой.

Филипп покраснел и хотел было объясниться, но лицо Октавии осветилось счастливой улыбкой.