Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

– Эти полтора миллиона ливров на вашей шее заставили бы умереть от зависти любую женщину, будь она даже Клеопатрой или Венерой.

И, взяв из футляра царственное ожерелье, Жанна с ловкостью и очаровательной непосредственностью застегнула его на шее Марии Антуанетты, так что в мгновение ока ее атласную кожу залили фосфорически переливающиеся отсветы.

– Ах, государыня, как вы величественны! – воскликнула Жанна.

Мария Антуанетта чуть ли не бросилась к зеркалу; увидев себя, она пришла в восторг.

Ее изящная шея, столь же гибкая, как у Джейн Грей[102], изысканная, как стебель лилии, шея, которой, подобно цветку Вергилия, суждено было пасть под ударом стального лезвия, с непередаваемым изяществом несла в обрамлении вьющихся золотистых локонов струю мерцающих огней. Жанна осмелилась приоткрыть плечи королевы, чтобы последние ряды бриллиантов легли на мраморную грудь. Да, то была блистательная королева и прекрасная женщина. Любой, будь то возлюбленный или подданный, пал бы к ее ногам. Забыв обо всем на свете, Мария Антуанетта любовалась собой. Но вдруг она стала с испугом снимать ожерелье, говоря:

– Достаточно, достаточно.

– Оно коснулось вашего величества и больше не может принадлежать никому! – воскликнул Бемер.

– Это невозможно, – твердо заявила королева. – Господа, я немножко поиграла с бриллиантами; но продолжать игру было бы ошибкой.

– У вашего величества есть достаточно времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью, – вкрадчиво произнес Бемер. – Завтра мы вернемся.

– Позже платить – все равно платить. И потом, что значит позже платить? Вы же торопитесь. С вами, вне всяких сомнений, расплачиваются на самых выгодных условиях.

– Да, ваше величество, наличными, – мгновенно ответил Бемер.

Торговец всегда остается торговцем.

– Забирайте! Забирайте! – воскликнула королева. – спрячьте бриллианты в футляр. Живей! Живей!

– Ваше величество, очевидно, забыли, что подобный драгоценный убор – это деньги. И через сто лет ожерелье будет стоить столько же, сколько сейчас.

– Графиня, дайте мне полтора миллиона ливров, – с принужденной улыбкой обратилась королева к Жанне, – и тогда посмотрим.

– Ах, если бы они у меня были! – вскричала Жанна и умолкла. Многословные излияния всегда проигрывают умелой недоговоренности.

Напрасно Бемер и Босанж добрых четверть часа укладывали и закрывали ожерелье, королева не встала, не подошла к ним.

И все же по ее взволнованному лицу, по молчанию было ясно: борьба с собой дается ей трудно.

Королева, как всегда, когда она испытывала досаду, схватила книгу и, не читая, перелистала несколько страниц.

Попросив позволения удалиться, ювелиры задали вопрос:

– Ваше величество отказывается?

– Да, и еще раз да, – вздохнула Мария Антуанетта, на сей раз уже явно.

Ювелиры ушли.

Жанна заметила, что королева нервно постукивает ногой по бархатной подушке: на ней даже была небольшая вмятина.

«Страдает», – подумала графиня, стоя на том же месте.

Вдруг королева поднялась, обошла комнату и остановилась перед Жанной, которая гипнотизировала ее взглядом.

– Графиня, – отрывисто произнесла она, – похоже, король не придет. Отложим наше прошение до ближайшей аудиенции.

Жанна почтительно поклонилась и, пятясь, дошла до двери.

– Но я подумаю о вас, – милостиво добавила королева. Жанна приложилась губами к ее руке так, словно тем самым вручала ей сердце, и вышла, оставив королеву во власти огорчений и расстройства.

«Огорчение бессилия, расстройство от неутоленного желания, – мысленно сказала себе Жанна. – И она – королева! О нет, она – женщина!» С этой мыслью графиня покинула дворец.

18. Два честолюбия, готовые перейти в любовь

Жанна хоть и не была королевой, но была женщиной.