Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

Однако вскоре Шарни рассеял все опасения: он был подобен железу, доведенному в огне до красного каления, железу, краснота которого сходит на нет, как только уменьшается жар. На глаз оно уже черное и в то же время еще достаточно жаркое, чтобы испепелить все, что к нему поднесут.

Луи увидел, что к Шарни вернулись спокойствие и логичность его лучших дней. Молодой человек был настолько здравомыслящ, что счел себя обязанным объяснить врачу, почему он так стремительно переменил решение.

– Дорогой доктор, – заявил он, – королева, пристыдив меня, сделала для моего выздоровления куда больше, чем могла бы сделать вся ваша наука вкупе с самыми лучшими лекарствами. Уязвить мое самолюбие – значит укротить меня, подобно тому как укрощают коня, когда рвут ему удилами губы.

– Тем лучше, – пробормотал доктор.

– Я тут вспомнил: один испанец, а они народ хвастливый, однажды, чтобы доказать свою силу воли, говорил мне, что во время дуэли, когда его ранят, ему достаточно пожелать остановить кровь, чтобы не радовать ее видом противника, и она перестает течь из раны. Я смеялся над ним, а теперь сам почти как этот испанец. Если лихорадка и бред, за которые вы корите меня, захотят возвратиться, я скажу им: «Вам нет пути ко мне».

– У нас имеются примеры подобного феномена, – серьезным тоном произнес доктор. – Позвольте же мне поздравить вас. Итак, душевно вы исцелились?

– Ода!

– Ну что ж, вскоре вы убедитесь, какая существует связь между душевным и физическим в человеке. Это интереснейшая теория, и я развил бы ее в книге, будь у меня время. Исцелившись душевно, вы через неделю будете здоровы и физически.

– Дорогой доктор, благодарю вас!

– А для начала вы, значит, уедете?

– Когда вам будет угодно. Прямо сейчас.

– Подождем до вечера. Не будем пороть горячку. Скоропалительные действия – это всегда риск.

– Хорошо, доктор, подождем до вечера.

– И далеко ли вы поедете?

– Хоть на край света, если будет нужно.

– Для первого раза это слишком далеко, – невозмутимо заметил доктор. – Может, ограничимся поначалу Версалем?

– Версалем так Версалем. Как вам будет угодно.

– Мне кажется, излечение вашей раны – вовсе не повод для ссылки, – заметил доктор.

Его наигранно безразличный тон прозвучал для Шарни как предостережение.

– Да, доктор, у меня действительно есть дом в Версале.

– Значит, решено. Сегодня вечером вас перенесут туда.

– Но вы не вполне поняли меня, доктор. Я хотел бы поехать в свои поместья.

– Ах, вот как, в свои владения… Но черт побери, не на краю же света ваши владения.

– Они на границе Пикардии, лье в пятнадцати – восемнадцати отсюда.

– Вот оно что.

Шарни пожал руку доктору Луи, словно благодаря его за деликатность и чуткость.

Вечером те же четыре лакея, что совсем недавно при первой попытке вынести больного были столь грубо изгнаны, перенесли Шарни до кареты, которая ждала его у общего подъезда.

Людовик XVI, проведший весь день на охоте, недавно отужинал и уже лег спать. Шарни был несколько обеспокоен тем, что уезжает, не испросив у короля отпуска, но доктор совершенно успокоил его, пообещав принести монарху извинения и объяснить отъезд необходимостью перемены места.

Покуда Шарни несли к карете, он до последнего мгновения предавался мучительному наслаждению – смотрел на окна покоев королевы. Но поймать его на этом никто не мог бы: лакей, несший факел, освещал дорогу, а не лицо молодого человека.

На ступеньках Шарни поджидало множество офицеров, его друзей; их заблаговременно предупредили, так что отъезд его отнюдь не выглядел бегством.