Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

Сперва она, как мы уже сказали, прилегла на балконе, чтобы ее невозможно было заметить снаружи, и сквозь решетку принялась разглядывать верхушки деревьев, бульвары, дома квартала Попенкур и трубы, исторгавшие океан дыма, неровные волны которого струились справа от нее. Нежась в лучах солнца, Олива прислушивалась к шуму карет, кативших по бульвару, хоть и не слишком часто, и часа два была счастлива. Она позавтракала шоколадом, который ей подала горничная, прочитала газету, и только потом ей пришло в голову выглянуть на улицу. Это было опасное удовольствие.

Ищейки г-на де Крона, эти псы в облике человеческом, вечно идущие по следу, могли ее заметить. Какое ужасное пробуждение от сладких грез!

Но как ни приятно лежать на солнышке, нельзя же вечно оставаться в горизонтальном положении! Николь приподнялась на локте.

Тогда она увидела орешники Менильмонтана, высокие деревья на кладбище, мириады разноцветных домиков, взбегавших по склону от Шаронны до холмов Шомон; иные из них были окружены зеленью, иные располагались на участках меловых скал, поросших вереском и чертополохом.

То тут, то там на лентах дорог, обвивающих холмы и пригорки, на тропах, обегающих виноградники, на белых мостовых виднелись фигурки людей: крестьяне, трусившие рысцой верхом на ослах, дети, гнувшие спины на прополке, виноградари, подставлявшие солнцу виноградные лозы. Эти сельские картины привели Николь в восхищение: с тех пор как она рассталась с Таверне ради вожделенного Парижа, она всегда вздыхала по деревенской жизни.

Однако она оторвала взгляд от сельских просторов, и, удобно и надежно расположившись среди цветов так, чтобы все видеть, но оставаться невидимой, она с горы перевела взор на долину, с дальних видов на дома напротив.

В тех трех домах, какие были ей видны, окна были или затворены, или не слишком притягательны. Здесь все три этажа были населены старыми рантье, вывешивавшими за окно клетки с птицами или кормившими у себя в комнате котов; там из четырех этажей лишь в верхнем квартировал какой-то овернец, а остальные были пусты: вероятно, жильцы уехали в деревню. И наконец, в третьем доме, том, что слева, виднелись желтые шелковые шторы, цветы и, словно для довершения уюта, к одному из окон было придвинуто мягкое кресло, которое как будто ждало мечтательного обитателя или обитательницу этой комнаты.

Оливе почудилось, что в глубине комнаты, куда не достигали солнечные лучи, мерно расхаживает чья-то темная фигура.

Этим покуда и насытилось ее любопытство; Олива спряталась еще надежнее и, кликнув горничную, пустилась в разговоры с нею, чтобы разнообразить блаженное одиночество удовольствием поболтать с живой душой, наделенной к тому же даром речи.

Но горничная вопреки всем правилам оказалась немногословна. Она охотно объяснила госпоже, где Бельвиль, где Шаронна, где Пер-Лашез. Она перечислила церкви св. Амвросия и св. Лаврентия, показала, где бульвар поворачивает и начинает спускаться к правому берегу Сены; но чуть речь зашла о соседях, горничная словно язык проглотила: она знала о них не больше, чем ее хозяйка.

Олива ничего не выяснила о наполовину освещенной, наполовину темной комнате с желтыми шторами, не узнала ни о темной фигуре в глубине, ни о кресле.

Таким образом, Оливе ничего не удалось разведать заранее о своей соседке, но у нее по крайней мере оставалась надежда на личное знакомство. Она отпустила чересчур нелюбопытную служанку, чтобы без свидетелей попытаться ускорить это знакомство.

Случай не замедлил представиться. Двери соседских домов начали отворяться: жильцы, отдохнув после трапезы, собирались прогуляться по Королевской площади или Зеленой аллее.

Олива пересчитала соседей. Их было шестеро, все на удивление разные и в то же время в чем-то схожие, как подобает людям, избравшим своим местожительством улицу Сен-Клод.