Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

Но дама на своем постаменте не двигалась и была, казалось, погружена в дремоту. Прошло два часа, а она так и не шевельнулась.

Олива начала отчаиваться. Никакому Адонису, никакому Босиру не оказала бы она таких знаков расположения, какие посылала незнакомке.

Она выбилась из сил, она переходила от нежности к ненависти, она раз десять отворяла и захлопывала оконную раму; раз десять вспугивала птиц в листве и подавала столь многозначительные телеграфные сигналы, что самый тупой из востроглазых подчиненных г-на де Крона, проходи он по бульвару или по улице Сен-Клод, не преминул бы заметить ее и заняться ею.

В конце концов Николь принялась себя уговаривать, что дама, украшенная прекрасными локонами, видела все ее жесты, поняла все призывы, но пренебрегла ими, что она надменна или у нее попросту не все дома. Но нет, ее проницательные, умные глаза, изящная ножка, нервная ручка свидетельствовали о здравом уме! Не может быть, что она дурочка.

Надменность – дело другое: в те времена дама из высшего общества вполне могла пренебречь простой горожанкой.

Различая на лице молодой женщины все признаки аристократизма, Олива пришла к выводу, что незнакомка полна гордыни и неспособна растрогаться. Она сдалась.

С очаровательной обидой она отвернулась и вновь стала греться на солнце, которое теперь уже склонялось к западу, и вновь обратилась к цветам, добрым своим друзьям, которые были и изысканны, и нарядны, и припудрены не хуже высокородной дамы, но зато позволяли себя потрогать, понюхать и охотно дарили свои благоуханные, трепетные и свежие поцелуи в знак дружества и любви.

Николь и помыслить не могла, что та, кого она сочла гордячкой, была на самом деле Жанна де Валуа, графиня де Ламотт, которая со вчерашнего дня напряженно искала решения задачи, а задача эта состояла в том, как воспрепятствовать Марии Антуанетте и кардиналу де Рогану увидеться, и что больше всего на свете Жанне было нужно, чтобы кардинал, встречаясь с королевой на людях и никогда – наедине, твердо верил, что продолжает с ней встречаться, и, довольствуясь этим, не требовал настоящих свиданий.

Столь серьезные раздумья были вполне законным объяснением для озабоченности молодой женщины, не шевельнувшейся в течение добрых двух часов.

Если бы Николь обо всем этом знала, она бы не рассердилась и не спаслась бы бегством в гущу цветов.

Но, располагаясь поудобнее, она свалила с балкона горшок дикого бадьяна, который упал и с оглушительным шумом разбился посреди улицы.

Перепуганная Олива быстро выглянула, чтобы оценить, насколько велик нанесенный ею урон.

Задумчивая дама при звуке падения очнулась, увидела горшок на мостовой и от следствия добралась до причины, то есть взгляд ее с уличного булыжника перебежал на балкон особняка.

Она увидела Оливу.

Увидев ее, она издала дикий вопль, в котором слышался ужас и который перешел в содрогание, потрясшее весь ее стан, еще недавно такой прямой и неподвижный.

Наконец взгляды Оливы и незнакомки встретились, обменялись вопросами, вперились друг в друга.

Жанна сперва воскликнула:

– Королева!

А потом, молитвенно сложив руки, нахмурив брови и не смея шевельнуться, чтобы не спугнуть странное видение, прошептала:

– Я искала средство, и вот оно передо мной!

В этот миг Олива услыхала шорох у себя за спиной и проворно обернулась. В комнате был граф; от него не укрылся взгляд, которым обменялись женщины.

– Они друг друга увидели! – прошептал он.

Олива проворно ушла с балкона.

7. Две соседки

С той минуты, как две женщины увидели друг друга, Олива покорилась очарованию соседки и больше не притворялась, будто пренебрегает ею; осторожно поворачиваясь среди цветов, она отвечала улыбками на улыбки красивой дамы.

Калиостро во время своего визита не преминул напомнить ей о необходимости остерегаться всех и вся.