Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

Кардинал схватил графиню за руку и вскричал, как в бреду:

– Признайтесь: она не говорила этого! Она не оттолкнет меня!

– Я говорю с вами от ее имени.

– Она просит прервать свидания на время!

– Толкуйте как вам угодно, но примите во внимание ее приказ.

– Встречаться можно не только в парке. Есть множество более надежных мест. В конце концов, приезжала же королева к вам.

– Монсеньор, ни слова больше: ваша тайна лежит у меня на сердце смертельной тяжестью. Я не в силах более нести это бремя. Если нас не погубят ни ваша нескромность, ни случай, ни злоба врагов, то остаются ведь угрызения совести. Я знаю, что в минуту раскаяния она способна во всем признаться королю.

– Боже милостивый! Возможно ли? – вскричал г-н де Роган. – Неужели она на это решится?

– Если бы вы видели ее сейчас, она бы внушила вам жалость.

Кардинал порывисто вскочил на ноги.

– Что делать? – произнес он.

– Молчать: это ее утешит.

– Она решит, что я забыл ее.

Жанна пожала плечами.

– Она сочтет, что я веду себя низко.

– Ничуть. Какая же низость в том, чтобы ее спасти?

– Может ли женщина простить того, кто сам лишил себя счастья видеться с нею?

– Судите о ней не так, как обо мне.

– Я знаю ее силу и величие. Я люблю ее за отвагу и благородное сердце. Что ж, она может рассчитывать на меня так же, как я рассчитываю на нее. Я должен увидеться с ней в последний раз; я должен излить ей все, что у меня на сердце, потом я свято исполню все, что она решит после того, как меня выслушает.

Жанна поднялась.

– Как вам будет угодно, – сказала она. – Ступайте! Но вы поедете один! Сегодня я бросила в Сену ключ от парка. Отправляйтесь в Версаль, коль скоро вам этого хочется, а я отправлюсь в Швейцарию или Голландию. Чем дальше от бомбы, тем меньше опасность, что меня заденет взрывом.

– Графиня! Вы меня бросите, вы меня покинете? О Господи! С кем же мне говорить о ней?

Тут Жанна припомнила подходящие к случаю места из Мольера, и никогда еще такой обезумевший Валер не подавал столь хитрой Дорине более удобных реплик[135].

– Разве у вас нет парка? Разве в нем нет эха? – отвечала Жанна. – Твердите им имя своей Амариллиады[136].

– Сжальтесь, графиня, я в отчаянии, – отозвался прелат с неподдельной искренностью в голосе.

– Ну что ж, – отвечала Жанна резким и безжалостным тоном, как хирург, решившийся на ампутацию. – Если вы в отчаянии, господин де Роган, выбросьте из головы ребяческие бредни: они опаснее пороха, опаснее чумы, опаснее смерти! Раз эта женщина так дорога вам, пощадите ее, вместо того чтобы губить, и если у вас осталось хоть немного доброты и благодарности, не увлекайте за собой в пропасть тех, кто по дружбе помогал вам. Что до меня, то я с огнем не играю. Клянетесь ли вы две недели, начиная с нынешнего дня, не предпринимать ни единого шага, чтобы увидеть королеву? Просто увидеть, понимаете, не говоря уж о том, чтобы беседовать с нею? Клянетесь? Тогда я остаюсь и смогу вам еще помочь. Или вы решили идти напролом, пренебрегая ее и моей безопасностью? Если я об этом узнаю, то через десять минут меня здесь не будет. А вы уж выпутывайтесь, как сумеете.

– Ужасно! – прошептал г-н де Роган. – Какое сокрушительное падение! Утратить такое блаженство! О, я не переживу этого!

– Будет вам, – промурлыкала Жанна, – в вашей любви больше всего самолюбия.

– Нет, теперь осталась одна любовь, – возразил кардинал.

– Значит, придется вам пострадать, – откликнулась Жанна, – ничего не поделаешь. Ну, монсеньор, решайтесь: оставаться мне? Или катить в Лозанну?

– Оставайтесь, графиня, но сыщите мне болеутоляющее средство: рана слишком мучительна.

– Вы клянетесь, что будете мне повиноваться?

– Слово Рогана!

– Прекрасно. Успокоительное снадобье для вас готово. Я запрещаю вам встречи, но не запрещаю писем.