Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

С тех пор как г-жа де Ламотт была заточена в Консьержери, она весь день проводила в этой комнате в обществе привратницы, ее сына и мужа. Мы уже говорили, что она была наделена гибким умом и очаровательными манерами. Она заставила этих людей полюбить ее; она ухитрилась внушить им, что королева – великая грешница. Не за горами уже был тот день, когда другая привратница в этой самой зале будет сокрушаться о несчастьях, обрушившихся на другую узницу, будет верить, что эта узница ни в чем не виновата, и умиляться ее терпению и доброте, и узницей этой будет королева!

Итак, в обществе привратницы и ее близких г-жа де Ламотт – по ее собственным словам – забывала свои безрадостные мысли и расцветала в ответ на расположение семейства привратницы. В тот день, когда завершилось судебное разбирательство, Жанна, вернувшись к этим добрым людям, нашла их в тревоге и смущении.

От хитрой графини не ускользал ни один оттенок: она хваталась за малейшую надежду, настораживалась при малейшей опасности. Напрасно старалась она вытянуть из г-жи Юбер правду: привратница и ее родные отделывались ничего не значащими словами.

Итак, в тот день Жанна заметила в углу у камина аббата, который нередко делил трапезы с семейством привратницы. В прошлом он был секретарем у наставника графа Прованского; простой в обращении, в меру язвительный, знакомый со двором, он давно уже отдалился от семьи Юберов, но с тех пор, как в Консьержери водворилась г-жа де Ламотт, снова зачастил к старым знакомым.

Здесь же было несколько старших писцов Дворца правосудия; они во все глаза глядели на г-жу де Ламотт, но помалкивали.

Графиня весело нарушила молчание.

– Я уверена, – заявила она, – что там, наверху, беседа идет живее, чем здесь.

Единственным ответом на ее попытку были невнятные слова согласия, которые пробормотали привратник с женой.

– Наверху? – переспросил аббат, делая вид, будто ничего не знает. – Где это, ваше сиятельство?

– В зале, где совещаются мои судьи, – отвечала Жанна.

– Ах, да-да! – согласился аббат. И вновь воцарилось молчание.

– Полагаю, – продолжала графиня, – то, как я сегодня держалась, произвело благоприятное впечатление. Вы, должно быть, уже что-нибудь об этом знаете, не правда ли?

– Ваша правда, сударыня, – робко отвечал привратник.

И он встал, словно не желал поддерживать разговор.

– А ваше мнение, господин аббат? – подхватила Жанна. – Разве мое дело не проясняется? Вспомните: против меня не привели не одной улики.

– Вы правы, сударыня, – произнес аббат. – Вам и впрямь есть на что надеяться.

– Не правда ли? – воскликнула Жанна.

– Однако, – добавил аббат, – предположите, что король…

– Ну, что же сделает король? – горячо перебила Жанна.

– Эх, сударыня, король, возможно, не пожелает признать свою неправоту.

– Тогда ему придется осудить г-на де Рогана, а это невозможно.

– В самом деле, это нелегко, – подхватили все присутствующие.

– Итак, – поспешно вмешалась Жанна, – в этом деле мои интересы совпадают с интересами господина де Рогана.

– Ну нет, ни в коей мере, – возразил аббат, – вы обольщаетесь, сударыня. Кто-то из обвиняемых будет оправдан… Я полагаю, что вы, я даже надеюсь, что это будете вы. Но оправдан будет только один человек. Королю нужен преступник, иначе как будет выглядеть королева?

– Это правда, – глухо подтвердила Жанна, оскорбленная тем, что ей возражают, пускай даже разделяя ее надежду, которую она высказывала только для вида. – Королю нужен преступник. Что ж! На эту роль господин де Роган годится не хуже меня.

После этих слов воцарилась угрожающая тишина. Первым ее нарушил аббат.

– Сударыня, – сказал он, – король не злопамятен; когда первый его гнев будет утолен, он не станет ворошить прошлое.

– Но что вы подразумеваете под утолением гнева? – иронически осведомилась Жанна. – Нерон гневался по-своему, а Тит по-своему.