Возвращение любви - Ирина Хохлова (1995)

Что он мог ей написать? Столько молчал и вдруг… А может, вовсе не вдруг? Она могла бы почувствовать досаду, если б получила письмо раньше. Ей хотелось быть одной. Она даже от родителей убежала. И Петр прекрасно это знал. Он не напоминал о себе до тех пор, пока не созрела в душе Елены ею еще неосознанная тоска по нему. Как он догадался?

А как он нашел ее в тайге?

Елена за эти месяцы ни разу, можно сказать, не подумала о Петре. Но это не означало, что она о нем забыла. Потому и не думала, что он, как и Валерка, был постоянно с нею. Если бы она пришла в полное отчаяние и потеряла волю к жизни, он пришел бы — в том уверена! — без зова и поднял бы на свои могучие руки, как тогда в тайге, и понес бы от погибели к спасительному крыльцу. Только потому, что Елена хранила в глубине души эту уверенность, ей удалось расправить плечи и снова благодарно увидеть Божий белый свет.

Елена вспомнила, как они однажды поссорились. Это был, пожалуй, единственный случай, когда она кричала на него, пылая гневом.

Ей было лет шестнадцать. Она привыкла ходить по тайге с ружьем на плече, и это придало ее походке мужскую грузноватость. Шла чуть враскачку, ставя ногу на всю подошву, и сутулилась, потому что приходилось вглядываться в звериные следы и, вообще, запоминать дорогу в любой чащобе по приметам на земле.

— Завтра будет поздно, — сказал однажды Петр, который в то время уже оканчивал Ленинградский университет и был на каникулах.

— Поздно так поздно, — окая, сказала Елена, еще не понимая, о чем речь.

— И говоришь ты безобразно.

— Чего-чего? Все у нас так говорят.

— Как это так? Чаво, чаво… Да? Да тебя в городе обсмеют, как услышат.

— А я в твой город не поеду.

— Поедешь. И будешь учиться.

— Я и так учусь.

— Будешь учиться ходить и говорить. Сегодня же начнем. Погляди, как ты ходишь.

И он прошелся перед нею, загребая руками, опустив плечи и грузно ставя ноги, как матрос на шаткой палубе.

Елене стало обидно: он очень похоже «изобразил» ее.

Петр подошел к ней, положил на плечи большие теплые ладони и нажал пальцами. Елена невольно развела плечи, отчего грудь бесстыже, как ей показалось, выдвинулась вперед, и она вырвалась.

— Что ты от меня хочешь? — ощерилась она волчонком. — Буду я так ходить, как…

— Как кто? — быстро спросил он.

— Ну, эти… актрисы в кино.

— Конкретней, — настаивал он живо. — Мы только что видели «Анну Каренину».

— Светские разные барышни.

— У тебя так не получится.

— Чем же это я хуже их?

— Ты не хуже. Может быть, во сто раз лучше. Это тоже важно — знать, что ты даже лучше. Но они носили другие одежды. Ты такие не наденешь, но и в охотничьих сапогах вечно не будешь щеголять. Будешь носить красивые платья. Но ведь недаром говорится — носить. Не напялить и стоять чучелом, а носить красиво, подчеркивая стиль. Поняла?

— Будешь учить меня ходить? — спросила шепотом Елена.

— Буду, кузина.

— Ды ты что! Узнают в деревне, обсмеют.

— Пусть. Зато потом над тобой никто смеяться не будет.

— Да ладно, Петр. Оставь свою затею. Не буду я цаплей вышагивать.

— Будешь! Но не цаплей.

— Да кто ты такой?!

— Я? Ну, скажем, скульптор. А ты сырая глина, — продолжил он. — И я из тебя вылеплю красавицу, божественное создание.

Он с улыбкой смотрел на нее, а ей стало обидно. Значит, она дурнушка? В зеркало посмотрит — вроде очень даже ничего. А для Петра, выходит, неказистая и ходить не умеет.

— Сам ты глина, — сказала она. — Вылепишь лахудру.

— Я создам из тебя женщину-идеал.

— А ты меня спросил, хочу ли я? — все больше гневалась Елена. — Ишь, какой начальник! Он лепить будет, будто я не человек! Я сама себе хозяйка!

Тогда она накричала на него, а теперь вспомнила его спокойную улыбку и подумала: «А ведь он и впрямь лепил из меня свой идеал».