Творящие любовь - Джудит Гулд (1998)

Миссис Рамирес затаила дыхание.

— Ну еще чуть-чуть, — шептала она сквозь зубы, пощипывая волосы над верхней губой. — Ну еще чуть-чуть.

Выпуклость перестала двигаться. Потом через мгновение снова начала поворачиваться.

Фелиция облегченно вздохнула.

— Оставайтесь так, — скомандовала она. Затем изменила свое положение на кровати, так чтобы ей было удобно ввести пальцы во влагалище Дороти-Энн. Какое-то время она ощупывала внутри, потом зажмурилась и глубоко вздохнула.

— В чем дело? — прошептал Фредди.

Миссис Рамирес медленно вытащила руку. И вдруг рассмеялась.

— Головка! Я нащупала головку! Младенец повернулся головкой вниз, как и должно быть. Dios mio[35]! Мы сделали это. Мы сделали это. — Слезы облегчения покатились из темных глаз. — А теперь, быстрее. Нам необходимо перевернуть ее.

— Вы хотите сказать… что теперь все в порядке? — недоверчиво спросил Фредди.

— Все отлично, — миссис Рамирес радостно закивала головой. — Быстро положите ее на спину. — Потом добавила тихонько: — Еще будет больно. Но это будет нормальная боль… Теперь мы сможем родить. Вы слышите? — Ее глаза сверкнули торжеством. — Мы сможем родить маленького. Мы сделали это!

АЛЛИЛУЙЯ!

КВЕБЕК, ШТАТ ТЕХАС

15 августа 1985 года

Дороти-Энн никогда раньше не переживала моментов такого торжества, не была так преисполнена изумления, как тогда, когда услышала первый крик новорожденного ребенка.

— Посмотрите, красивая девочка! — радостно воскликнула Фелиция Рамирес. — У вас великолепная маленькая дочка.

Слезы застилали глаза Дороти-Энн, но это были слезы радости. Ужасная боль тяжелой ночи родов осталась позади, ушла вместе с грозой, грохотавшей и стонавшей так же яростно, как кричала она сама. Но теперь это останется лишь воспоминанием. Утреннее солнце ворвалось в маленькое окно спальни и залило комнату теплым светом. И радость затопила ей сердце.

Фредди сидел рядом. Когда он взял ребенка на руки, слезы потекли у него по щекам. Дороти-Энн наслаждалась этой картиной, а потом ее взгляд переместился на урну Буччеллати, стоящую на туалетном столике. Она гордо сияла в лучах рассвета.

Дороти-Энн глубоко вздохнула. Она чувствовала себя необыкновенно измученной, но и необычайно счастливой тоже. До ее слуха доносились крики птиц и стрекотание сверчков. Миссис Рамирес кудахтала над малюткой. Дороти-Энн ощущала влажную приглушенную свежесть, смешанную с запахом цитрусовых. Горький комок застрял у нее в горле, и она почувствовала, как слезы печали потекли по щекам. Дороти-Энн смотрела на урну. Она казалась выцветшей, пока первый луч солнца не ударился в нее и не зажег ослепительным сиянием.

Голос прабабушки донесся до нее сухим шепотом:

— Посмотри вверх, Дороти-Энн!

Она откинула голову назад, ее глаза следили за пальцем прабабушки, указывавшим вверх на «Палас Хейл». Тысячи и тысячи тонн бледного известняка казались мягкими, словно масло, и невесомыми. Солнце залило окна и превратило их в серебряные зеркала. Две башни, украшавшие отель, доставали до быстро бегущих по синему, цвета фарфора Уэджвуда, небу.

Может ли кто-нибудь отблагодарить за такой подарок, за флагман империи, на создание которой ушла целая жизнь? Чем сможет Дороти-Энн расплатиться за наследство, что Элизабет-Энн оставила ей?

И вдруг Дороти-Энн поняла. Ночь прошла, и теперь начинался новый день. Пятнадцатое августа.

День рождения Элизабет-Энн Хейл. Сегодня ей бы исполнился девяносто один год.

Дороти-Энн повернулась и протянула руки. Фредди осторожно передал ей ребенка.