Сезон любви - Элин Хильдебранд (2015)

Раньше у нее никогда не было подруги, которой она могла бы сказать эти три слова. Экшн даже не представляла себе, как это важно, что другой человек узнает тебя, откуда бы ты ни позвонила: с обычной улицы по соседству, из Тибета, лесов Западной Виргинии или из вагона скоростной подземки. Экшн надеялась, что слова «Привет, это я» останутся для нее с Ренатой паролем на всю жизнь.

– Я нашла в траве телефон и решила нарушить первую заповедь лагеря «Стоунфейс». Думаю о тебе целый день. Надеюсь, у тебя все в порядке. У меня странное чувство, будто с тобой что-то неладно. Может, ты сбежала с цирком или ударилась в религию… Не перезванивай, я сейчас отдам телефон руководству лагеря, так полагается. Лучше… напиши мне письмо. Скажи, что у тебя все в порядке. Я буду ждать…

Второй сигнал прервал ее на полуслове. Рената всегда утверждала, что Экшн оставляет самые длинные сообщения. Экшн хотела снова набрать номер и закончить, но она дала себе слово, что позвонит только один звонок.

«Люблю тебя, – подумала она, – моя любовь крепче камня».

22.10

В палате номер четыреста семьдесят семь отделения травматологии Массачусетской больницы общего профиля Салли Майерс открыла глаза.

«Т-а-а-к, – подумала она. – Странно».

Явно больница, сама Салли распростерта на кровати, обе руки подсоединены к каким-то приборам, которые мигают и пищат. Справа белая занавеска, закрывает ее от кого-то, или наоборот. Салли попыталась не поддаться панике, хотя понятия не имела, как оказалась в больнице. «Давай, думай! – приказала она себе. – Медленно и осторожно». Однако на ум ничего не пришло.

Салли боялась пошевелиться: вдруг не получится? Она лежала неподвижно, лишь водила глазами по комнате, пока не заметила боковым зрением скорчившуюся на стуле слева фигуру. Салли повернула голову. Шея побаливала, но действовала. Это… Майлз? Он спал и громко храпел.

Охо-хо. Чего такого она натворила, чтобы проснуться в больничной палате с Майлзом? Майлз, Майлз. По-прежнему пробел в памяти.

Прошла минута, впрочем, может, и не минута, просто один из приборов пропищал пятьдесят или шестьдесят раз, наверное, считал удары сердца. Значит, сердце бьется. Салли решила пошевелить руками. Повернула запястье. Правое двигалось свободно, но вся левая сторона онемела и казалась чужой, словно протез. Салли опустила взгляд. Рука вроде ее. Салли потрогала левую руку правой. Собственное прикосновение она почувствовала, но рука не двигалась.

В ту же минуту в палату вошли люди. Женщина, мать Салли, громко охнула. За ней шел отец, а за ним появился темнокожий мужчина, который возвышался над родителями Салли, словно над детьми. Пьер. А он что тут делает? Насколько Салли помнила, она не видела его нигде, кроме бара.

Мать бросилась к кровати и схватила Салли за неподвижную руку.

– Ты пришла в себя! Сестры сказали, что, судя по показаниям на мониторе, ты очнулась.

Отец бодро хлопнул в ладоши. Он тренировал футбольную команду Род-Айлендского университета.

– Я знал, что ты выкарабкаешься!

Неуверенно приблизился Пьер. Он чувствовал себя не в своей тарелке вдали от шумного бара с въевшейся грязью и пивом, от своего кабинета с черными кожаными диванами и компьютером, на котором играл в «тетрис», пока юнцы в зале напивались в хлам и толкались на танцполе.

– Привет, красавица! – сказал он.