Сезон любви - Элин Хильдебранд (2015)

– Через пару лет после того, как ты родилась, твои родители купили дом в поселке Доббс-Ферри. Им нужно было место, чтобы проводить зиму. Твой папа подумывал о Колорадо, но твоя мама предпочитала жить поближе к городу. Она любила Нью-Йорк, к тому же там был Портер. Она хотела отправить тебя в хорошую школу; хотела водить тебя по музеям и в зоопарк. Вполне разумное решение.

Рената кивнула.

– Они купили дом, когда тебе было четыре.

Рената смешала взбитые сливки и шоколад, как ребенок смешивает краски. Она еще не попробовала десерт.

Маргарита замолчала. Нет, невозможно! Она произнесет слова, изложит факты, но никогда не сумеет передать чувства. Кэндес несколько месяцев подготавливала Маргариту: сперва говорила, что они с Дэном подыскивают жилье на материке, потом – что они нашли дом в местечке, которое им понравилось. Доббс-Ферри в штате Нью-Йорк, меньше чем в четырех часах езды. Маргарита не отвечала, притворялась, что не слышит. Вела себя по-детски эгоистично: в конце концов, Кэндес и Дэн имели право поступать по-своему, им приходилось думать о Ренате, да и чем заняться родителям с маленькими детьми на Нантакете зимой? Предупреждающие выстрелы звучали все ближе. В один прекрасный день Кэндес хватило смелости предложить подруге вступить в книжный клуб или присоединиться к церкви. «Тебе нужно чаще выходить на люди, – сказала Кэндес. – Завести больше друзей».

На самом деле она хотела сказать, что не может нести этот груз в одиночку и что скоро уедет. Однако Маргарита упрямо не желала ничего слышать. «Вы не можете взять и уехать, – сказала Маргарита, потом подхватила Ренату и расцеловала в обе щеки. – Никуда вы не уедете!»

Они уехали осенью, не прошло и трех недель после возвращения Портера на Манхэттен. В последние дни перед отъездом Кэндес забегала к Маргарите на ресторанную кухню каждые несколько часов.

«Я беспокоюсь за тебя».

«Знаешь, Доббс-Ферри совсем недалеко отсюда».

«Мы обязательно приедем на День Колумба, а на День благодарения ты приедешь к нам. Я не смогу приготовить праздничный обед без тебя».

«Мы почти все оставили в клубе, потому что вернемся первого мая. Или пятнадцатого апреля».

Маргарита провожала их на паром. В половине седьмого утра было темно как в полночь. Дэн не выходил из машины – Рената крепко спала на заднем сиденье, – но Кэндес с Маргаритой до последней минуты стояли рядом, их дыхание клубами дыма висело в морозном воздухе.

– Ничего, не навсегда расстаемся, – заметила Кэндес.

Да уж. За шестнадцать лет Маргарите следовало бы привыкнуть к разлукам, ведь каждый год Портер оставлял ее примерно так же, но почему-то именно в эту минуту она почувствовала, что ее покидают окончательно и бесповоротно.

– Отъезд твоей мамы прошел для меня очень болезненно, – призналась Маргарита.

Кэндес звонила каждый день, когда Рената засыпала, и Маргарита (хотя и утверждала, что у нее все замечательно и она очень, очень занята) уже не могла обходиться без этих звонков. Повесив трубку, она наливала себе первый бокал вина.

– На День благодарения я побывала в вашем новом доме, как и хотела твоя мама. Мы приготовили трех гусей.

– Вот это да!

– Твой дядя Портер приехал на поезде из Нью-Йорка. Целое событие! Впервые за семнадцать лет мы провели праздники вместе.

Маргарита на миг закрыла глаза и вновь унеслась мыслями в прошлое. Три гуся, фаршированные яблоками, каштанами и луком, а к ним – соус «Рокфор», картофельный гратен, обжаренная морковь с карри, брюссельская капуста с беконом и чесноком. Маргарита все приготовила сама, а Кэндес изо всех сил помогала. Портер, лысый и с брюшком, привычно ошивался день-деньской на кухне, пил шампанское, резал тонкими ломтиками привезенные им экзотические сыры и комментировал парад надувных фигур по телевизору, который включили для Ренаты, пока та играла в кубики на полу.