Сезон любви - Элин Хильдебранд (2015)

Рената закусила нижнюю губу, невольно вспомнив, как отец сидел на другом крыльце и рыдал от того, что у мира хватило жестокости или беспечности лишить его малышку велосипеда. У отца в жизни была одна-единственная цель – защитить свою дочь. Он примчался на Нантакет только потому, что Рената позвонила. Ее звонок показался ему криком о помощи, и только сейчас до Ренаты дошло, что так и было.

– Может, впустим его в дом? – спросила она Маргариту. – Вы не против?

– Конечно, нет!

Они вместе открыли дверь.

20 августа 2006 г., 00.22

Кейд Дрисколл на семейном «Рендж-Ровере» остановился у дома на Куинс-стрит. Припарковавшись, он остался сидеть в машине, сжимая в руке обручальное кольцо. Ставни на первом этаже были закрыты, однако по краям окон выбивались тонкие полоски света. На втором этаже включили свет, сквозь шторы различались силуэты людей. Рената? Дэниел? Крестная? Кейд смотрел и ждал, надеясь, что Рената выглянет и увидит его. «Пожалуйста, выйди, – подумал он. – Давай поговорим». Потом свет потушили, очевидно, уже на всю ночь. В доме легли спать. Было бы благоразумно последовать их примеру.

Кейд раскрыл ладонь и уставился на кольцо. Рената не знает, что оно куплено на аукционе «Кристи». Кольцо когда-то принадлежало другой женщине. Он понятия не имел, кому именно, и мог только догадываться, как сложился ее брак. Кейд положил кольцо в пепельницу, решив, что сдаст его в комиссионный магазин, когда в понедельник вернется на Манхэттен.

Он снова вгляделся в темный дом. У дома номер пять по Куинс-стрит, как и у кольца, была своя тайная история. То же самое, конечно, можно было бы сказать про все дома на этой улице и про все ярко освещенные окна квартир на Манхэттене, про все иглу, бараки, коттеджи, апартаменты, бунгало и хижины в мире. Они все хранили истории, тайны, и дом Дрисколлов на Халберт-авеню тоже сохранил историю сегодняшнего дня. Или только часть истории.

Кейд боялся, что никогда не узнает ее всю целиком.

00.22

Маргарита лежала в постели, усталая, вымотанная вконец, а сон не шел. Ее переполняло волнение пополам с тревогой из-за того, что не одна, а две гостевые комнаты наверху заняты, и там спят Рената и Дэн. Проживи Маргарита хоть сто лет, ей бы и в голову не пришло, что они когда-нибудь окажутся в ее доме вдвоем. Приедут без предупреждения, зная, что им будут рады и оставят на ночь, как будто они все одна семья.

Маргарита ожидала, что Дэн поведет себя назойливо и грубо, будет недовольным и придирчивым, но ошиблась. Доведись ей вновь сыграть с Портером в старую игру и описать Дэниела одним словом, этим словом стало бы «раскаивающийся». Дэн напоминал мальчишку, который разбил окно бейсбольным мячом и теперь сожалеет о своем проступке.

– Простите, – выпалил он, когда Маргарита с Ренатой открыли дверь. – Мне так жаль!

Извинения лились потоком, и Маргарита не могла понять, за что Дэн просит прощения: за то, что посреди ночи оказался у нее под дверью, за то, что примчался на Нантакет и вмешивается в дела своей дочери, или за то, что четырнадцать лет запрещал ей встречаться с крестной? А может, он сожалеет о жестоких словах, сказанных в далеком прошлом, или о том, что воспринимал Маргариту как угрозу с того самого дня, когда без предварительного заказа вошел в «Зонтики» и, непрошеный, оказался за их столиком и в их жизни? Или за все сразу? Кто знает. Маргарита позволила Дэну обнять себя и поцеловать в щеку, а потом отошла в сторону, наблюдая за отцом и дочерью. Рената скрестила руки на груди и смерила Дэна тяжелым взглядом.

– Ох, папа!.. Только, пожалуйста, не говори, что там было. Мне это совершенно неинтересно.

– Да я и сам не хочу вспоминать. – Дэн вздохнул. – Детка, я не пытаюсь контролировать твою жизнь.

Рената обняла его и потянула за ухо.

– Пытаешься, пытаешься!

– Дэн, может, выпьешь? – предложила Маргарита. – У меня есть виски.