Единственная и неповторимая - Шейн Уотсон (2008)

«Да нет же, дурочка, она нужна, чтобы произвести впечатление на тебя! На каждой вечеринке, каждый раз, когда я ступаю ногой на танцпол, я хочу, чтобы ты смотрела на меня и думала: «Секундочку… как же я раньше не замечала? Он так зажигает!» Я хочу, чтобы ты, видя со мной девушку за завтраком, думала: «Он не достанется ей. Он должен быть моим!» Каждый раз, когда мы вместе проводим отпуск, мне выпадает шанс показать тебе, насколько ловок и великолепен я вне того окружения, в котором ты привыкла меня видеть. Как я прыгаю в Греции с восьмифутовой скалы, как я побеждаю в поединках по реслингу. Все это ты должна была заметить и записать в свой мысленный перечень вещей, согласно которому мальчики отличаются от мужчин, однодневки — от постоянных партнеров. Когда я нахожу себе новую работу или продвигаюсь по служебной лестнице, то всегда хочу сообщить об этом тебе. Я знаю, как это было важно для нас еще тогда, когда нам было по девятнадцать. Это было важно как шажок по длинной дороге к тому, что будет у нас в совместном будущем, когда из твоей жизни наконец уйдут все эти Саймоны. Господи! Неужели ты еще ничего не поняла?»

Ну конечно, были целые промежутки времени, месяцы, когда Сэм почти не думал о Джеки. Один или два раза он влюблялся и так увлекался, что Джеки казалась помехой. «Скажи, что я перезвоню!» — кричал он из спальни и забывал. Пару раз он начинал понимать, что этот этап пройден и Джеки стала одной из тех девушек, которые остаются у мужчин как скелеты в самом дальнем углу шкафа. Могла бы стать его, да не стала.

Иногда, когда он начинал встречаться с кем-либо, Джеки дико раздражала его — тем, что не восхищалась этими новыми, захватывающими отношениями и отказывалась подыгрывать ему. Ведь существовало непреложное правило, согласно которому нужно было относиться к своим друзьям перед их пассиями как к богам. Если возникала щекотливая, опасная для репутации ситуация, нужно было немедленно найти выход из положения. В течение какого-то времени нужно было смеяться над старыми шутками своих друзей, вспоминать их старые подвиги, ликовать по поводу любой их победы. Вообще постоянно показывать всем своим видом: «Ого! Представь себе, тебя выбрал такой парень!» Джеки же вела себя обыкновенно. Даже хуже. Если ей нравилась новая возлюбленная Сэма, она начинала с ней дружить. И через пару часов они уже сидели рядышком, подталкивая друг друга локтями в бок и хихикая, словно были членами общества «Смешной Сэм», а не «Как нам повезло, что мы рядом с супер-Сэмом». На самом деле это было прикрытием, ведь у Джеки и его подружек было не так много общего. Во время совместных ужинов полагалось обсуждать прошлые заслуги. Хихикая, с бокалами бренди в руках, они до самого утра должны были делиться знанием его привычек. Вместо этого Джеки и подружка обсуждали парикмахеров, несварение желудка у звезд, а ему, забытому, оставалось сидеть, водя пальцем по скатерти. Также были времена, когда Джеки выглядела очень непривлекательно, носила брюки из грубой ткани с приколотыми тут и там значками и цветные шнурки в волосах, напоминая дешевого клоуна.

Однако затем чувства все равно возвращались. Те, немного больше, чем просто дружба, чувства, которые были где-то между теплыми отношениями брата к сестре и сильным сексуальным влечением. Он никакие мог привыкнуть видеть ее с мужчинами. Однажды даже зажал ее между книжных полок университетской библиотеки и отругал за беспечный выбор партнеров.

«Джеки, мне нужно поговорить с тобой о Марке Блоэре», — сказал он, засунув руки в карманы вельветового пиджака.

«Что такое?» — спросила она, широко распахнув глаза. В своем берете она была такая уязвимая, как цыпленок, на которого сейчас налетит коршун.

«Ну, я считаю… Он мне не нравится. — Тут Сэм вытащил руки из карманов, навис над ней и попытался придать своему голосу нравоучительный тон. — Джеки, он тебе не подходит».