Твоя К. - Тереза Ревэй (2009)

Она не могла поверить в то, что их клиенты, проверенные не то что годами, а целыми поколениями, вкусы которых прекрасно знали во многих отделах, пойдут на поводу у захвативших власть жуликов. Жизнь-то продолжается! Нельзя же тупо следовать за буйно помешанными. Сара попыталась успокоиться. В немецкой текстильной отрасли и в легкой промышленности работали около трех миллионов человек. Опыт евреев, их международную репутацию относительно качества и элегантности одежды не могло отрицать даже нацистское правительство. Тем не менее газетные статьи свидетельствовали об обратном. Особенно это касалось речи нового министра информации и пропаганды рейха Геббельса, призывающего к очищению мира моды. Говорили, что евреи, собственники универмагов, делают себе состояния благодаря пропаганде бесстыдства, критиковали стилистов за слепое подражание упадочнической французской моде, за то, что они не учитывали баланс телесного и духовного в немецкой ментальности. «Судя по тому, как они рассуждают, всем женщинам вместо платьев больше подошли бы пустые мешки из-под картошки», — раздраженно думала Сара, идя к лифту. По дороге она заметила заведующего отделом товаров для мужчин. На пиджаке седовласого мужчины были приколоты награды, полученные во время Первой мировой войны, среди которых выделялся Железный крест первой степени. Сара испытала гордость за брата, который погиб на поле брани, так же как и тысячи других немецких евреев, павших за родину.

— Здравствуйте, девушки, — сказала она, зайдя в швейное ателье.

— Здравствуйте, фрау Линднер, — вежливо ответили они.

Открыв двери кабинета, Сара сняла перчатки, шляпку, села и посмотрела на свои дрожащие пальцы.

Скрипнув колесами, поезд метро остановился. Среди новых пассажиров в вагон зашла группа смеющихся молоденьких девушек. Одетые в белые рубашки с черными галстуками-косынками, бирюзовые юбки с кожаными ремнями и толстые белые носки, они громко разговаривали. В их косички были вплетены знаки с отрядными номерами. Что-то укололо Макса в спину. Обернувшись, он увидел, что одна из девушек ткнула ему между лопаток древком бережно свернутого нацистского знамени.

— Осторожнее, — возмутился он. — Такие большие предметы нельзя перевозить в вагонах.

Старшая группы, светловолосая девушка двадцати лет с поднятой, как корона, прической мрачно на него посмотрела. Макс с облегчением вздохнул, когда прибыл на свою станцию и, переступая через две ступени, вышел на улицу. Несколько недель стояла прекрасная погода. Бутоны на ветках белых акаций распространяли вокруг себя сладковатый запах. Мальчик из гитлерюгенда повернулся к нему с кружкой для сбора средств, но Макс обошел его стороной. Решительно на улицу уже нельзя было выходить, не имея в карманах разменных денег. Когда он подошел к универмагу Линднеров, то увидел, как прохожие спорят с дежурившими у дверей членами СА. Немного дальше, прислонившись к фонарю, стоял мужчина. В руках он держал фотоаппарат. Журналист? Или тот, кому поручено фиксировать каждого, кто осмелится проникнуть в магазин?

— Господин! — окликнул Макса один из боевиков, загораживая проход. — Это еврейский магазин!

— Спасибо, вы очень любезны, но мне это уже известно, — ответил Макс, пристально глядя оппоненту в глаза.

— Вы ариец?

— Конечно. И мои предки поселились на этой земле гораздо раньше, чем ваши. Я у себя дома, хочу тратить свои деньги именно в этом магазине, и никто мне этого не запретит. Понятно?