Твоя К. - Тереза Ревэй (2009)

Пронзительно крикнула чайка над головами собравшихся. Девушка задержала дыхание. Быстрым движением два матроса наклонили доску, и тело покойной графини Осолиной заскользило навстречу морю. Когда оно подняло над водой сноп брызг, няня вскрикнула так горестно, что все вздрогнули. Захлебываясь от рыданий, Маша зарылась лицом в манто старшей сестры. Ксения, прижав сильнее Кирилла, свободной рукой обхватила девочку. Ее подбородок был так сведен судорогой, что она даже не могла разжать губы.

Накануне, когда умирала мать, а няня читала молитвы, она выпарывала драгоценности, спрятанные в одежде умирающей. Ее руки тряслись так сильно, что она несколько раз порезалась ножницами. Ногти были изломаны, пальцы — в ссадинах. Плечо украшал синяк — результат неудачного прохода в узкие двери каюты. У изголовья умирающей матери было стыдно думать о том, чего она лишена. Но уже следовало позаботиться о завтрашнем дне, о сбережении драгоценностей, которые помогут им выжить.

Она не плакала. Может быть, заплачет позже. Через несколько месяцев или лет. А возможно, не заплачет никогда. Эмоции занимают слишком много времени, а ей не по силам подобная роскошь. Надо подумать о суровой реальности, в том числе и о сохранности драгоценностей, которые некогда так подчеркивали красоту Нины Петровны на балах в императорском дворце. Необходимо позаботиться и о Кирилле, который обнимал ее за шею, и о Маше, теперь прижимавшейся к ней со всей силой своей печали, словно она хотела раствориться в старшей сестре.

Судно стало набирать ход. Белый саван какое-то время был еще виден на морской пенной поверхности, потом исчез в волнах. С сухими глазами Ксения Федоровна отвернулась. Вдали виднелись острые обветренные холмы острова Лемнос.

Часть вторая

Берлин, апрель 1924

Макс фон Пассау чувствовал себя счастливым человеком. Весна резко отодвинула злодейку-зиму, а вместе с ней запах мрачных, серых дней, галопирующей инфляции, хаоса и нищеты. Ветер нес в себе многообещающее спокойствие, деревья под голубым небом украсились нежными почками. За ограждениями, обклеенными рекламными афишами, поднималась туча пыли от стройки, откуда доносились звуки ударов молотов о металлические балки.

На Курфюрштендам Макс, забыв осторожность, спрыгнул с подножки, не дожидаясь остановки трамвая, и лишь чудом избежал столкновения с автобусом. Водитель, рассерженный таким легкомыслием со стороны молодого человека, нажал на клаксон, призывая нарушителя к порядку.

Какой же все-таки прекрасной была жизнь! В конце дня конторы и магазины выплескивали на улицы толпы симпатичных работниц, показывающих прекрасные ножки из-под легких юбок. Муслиновые шарфики весело развевались на избавленных от длинных волос шеях. Цокот каблучков раздавался по мостовой. Медные ручки баров и кабаре блестели на солнце. Юноша подметал порог возле дверей ресторана со сверкающими окнами, огни которого так и ждали сумерек, чтобы засиять электричеством. Как всегда, ночь обещала быть долгой и безрассудной.