Облик - София Беннет

хочу исчезнуть, но приросла к месту. Он смотрит на меня какую-то долю секунды, затем сквозь

меня. Он вообще не замечает меня, хотя почему он должен? Я, в конце концов, не поразительная. Я

―не она‖. Я та, кто оказалась ―очень обычной‖.

Когда я возвращаюсь обратно, папа ждѐт меня в коридоре.

– Всѐ, милая? Готова идти?

Я киваю. Ещѐ как готова.

Работа предоставила автомобиль с водителем. Это казалось настолько эффектно в шесть

часов утра, когда он приехал, чтобы забрать нас. (Папа сказал маме, что ему нужно встретить друга

в аэропорту, я выскользнула вместе с ним). Теперь, сидя в лимузине, я чувствую, что всѐ

неправильно. Пока машина медленно едет домой через утренние пробки, у папы звонит телефон.

Это мама.

– Ох, – говорит Папа. – Правда? Ты уверена, милая? Я не думаю, что это может быть,

потому что она работает официанткой.

Много криков в телефоне. Папа вздрагивает и держит его подальше от уха. Теперь он знает,

что чувствовала Ава, когда он позвонил ей после моей первой фотосессии.

– На самом деле я. Прости Мэнди, – говорит он. – Мы объясним, когда приедем.

Он поворачивается ко мне.

– Твоя бабушка звонила ей. Ей позвонила соседка, которая смотрела шоу. Не думал об

этом. Мама сказала, что мне лучше быть с тобой, и мы оба в такой беде, что даже невозможно

представить.

Глава 19.

Не так я себе представляла, как расскажу маме.

– Я не могу в это поверить, – говорит она, задыхаясь, как только мы заходим.

Она сидит на диване, телевизор показывает всѐ тот же канал, на котором показывали Сэнди

МакШанд. Ава, должно быть, принесла ей стакан воды, который стоит рядом с ней, потому что

ясно, что она не двигалась целую вечность.

– Разве она не была великолепна? – говорит папа, все ещѐ надеясь на чудо.

Мама даже не смотрит на него. Она пристально смотрит на меня.

– Как долго? – спрашивает она, еѐ лицо опустошенное и бледное. – Всѐ лето?

Я киваю.

– Всѐ одна? Боже мой, что мы наделали?

– Ну, не одна, – указываю я. – У меня были сопровождающие. Вокруг было очень много

людей.

– Ты занималась этим каждый день?

Я смотрю на ковѐр.

– Большинство дней. Но не работала. Просто пыталась получить работу.

Мама смотрит беспомощно на папу, потом снова на меня.

– Когда ты собиралась рассказать мне?

– Когда я получу работу. Хорошую работу.

– И появление на национальном телевидении не считается хорошей работой?

– Ну... когда ты так говоришь...

Она так глубоко вздыхает, как будто весь воздух выходит из неѐ. Я ожидала, что она будет

полыхать в ярости, но этого не случилось. Это даже хуже, потому что в еѐ глазах паника. Бедная

мама – это больше, чем она может вынести, и я втянула еѐ в это.

– Я не могу поверить, что не догадывалась, – говорит она, закрывая глаза и обхватив

голову руками. – Моя маленькая девочка... там, в окружении акул...

– Они точно не были акулами...

– Подойди. Сядь здесь. Она указывает на место на диване рядом с ней. Когда я сажусь, она

смотрит на меня с удивлением и протягивает руку, чтобы погладить мои волосы, которые немного

жесткие и липкие, потому что на них всѐ ещѐ огромное количество средств для волос. Вместо этого

она гладит меня по руке. Еѐ голос на удивление нежный теперь, когда паника проходит.

– Как это было? На самом деле?

– На самом деле?

Нежность в еѐ голосе застает меня врасплох. Впервые после того, как Аве поставили

диагноз, она смотрит на меня, действительно смотрит на меня и хочет знать, как я, но это

неподходящее время, чтобы спрашивать. Я хочу, чтобы она спросила меня после того дня, когда

звонила Кассандра, или после дня воздушных змеев, или после того, когда Нирмала удалила мои