Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

В это время Озолс зашевелился и сел. В отблеске пламени с залитым кровью лицом, он смотрел на разъяренную толпу глазами беспомощного животного и уже не молил о пощаде. Все было слишком ясно и безысходно. Но, странное дело, эта его затравленная покорность и безучастность к своей судьбе, его жалкий, истерзанный вид не только не вызывали в толпе сочувствия, а, наоборот, будили в людях все новую и жестокую потребность покарать ненавистного человека — к свежей обиде прибавлялись и старые воспоминания. Общий угар так захватил жителей поселка, что даже Зента, единственный свидетель невиновности Озолса, и та пальцем не шевельнула, чтобы внести ясность и спасти соседа.

Марцис рванулся к Озолсу, занес ногу для удара, но Артур с силой оттолкнул рыбака.

— Назад! — он выхватил из кармана браунинг. — Я сказал, самосуда не допущу.

Утром над пожарищем с голодным криком кружили чайки. Может быть, они надеялись среди обгоревших досок чем-нибудь поживиться, а может, просто выражали сочувствие людям, тоже оставшимся без корма. Несколько рыбаков уныло бродили у самой воды, подбирая обломки.

— Да, — подавленно сказал Лаймон. — Послушался бы моего отца, ничего этого не случилось бы.

Артур молчал, больно переживая тяжкую справедливость упрека. А Лаймон продолжал:

— И я хорош. По лесам бегал, как дурак. А того не додумал, что они именно сюда гадить приползут. Теперь ищи в море рыбку. А она может снова приплыть, да не раз. И вы хороши — бросили все без присмотра…

— Кто же мог догадаться? Всю жизнь оставляли лодки на берегу.

— Да, дорогая получилась наука.

— Чем дороже, тем крепче усвоишь. Ладно, слезами горю не поможешь, Небось отец уже приехал. Пошли.

Возле бывшего трактира Аболтиньша толпился народ. Сам трактир сейчас выглядел непривычно угрюмо: окна задраены дубовыми ставнями, двери наглухо закрыты. У входа рабочегвардеец с винтовкой. Над толпой повис угрожающий гул голосов:

— Нескладно новую жизнь начинаем.

— А кто виноват? Сами и прохлопали.

— Как же теперь? Ребенку не объяснишь — он жрать просит.

И замолкли. На площадь въехал грузовик с еще не закрашенной надписью на бортах — «Акционерное общество «Рыбак»».

Одновременно подошли Артур с Лаймоном. Машина остановилась, из кабины выбрался Калниньш, из кузова спрыгнул милиционер — тот, что был с Андрисом на мотоцикле. Артур подошел к Калниньшу и, не поздоровавшись, выпалил то, что носил в себе со вчерашней ночи:

— Снимите меня с председателей! Людям в глаза стыдно смотреть.

Калниньш сурово окинул его взглядом, холодно отрезал:

— Следовало бы. Только тогда и меня пришлось бы. Старого дурака! Озолса прохлопал. — Помолчал, продолжил в раздумье. — Хотя — как я сейчас там поглядел — еще много неясного. Собака убита, погреб взломан… — Он обернулся к милиционеру. — Давайте выводите!

Привстав, чтобы лучше видеть поверх голов, Зента напряженно наблюдала, как милиционер поднялся на крыльцо, как рабочегвардеец ключом отпер дверь.

— Собака, погреб… — проворчал Лаймон. — Это можно и нарочно, чтобы замести следы.

— Тоже верно, — вздохнул Калниньш.

На крыльцо трактира вышли рабочегвардеец и милиционер, ведя перед собой Озолса. Заросший седой щетиной, с разбитым, опухшим лицом, придавленный всем пережитым, он еле брел к машине. Зента видела, как милиционер помог ему взобраться в кузов, как устало он опустился там на ящик, как безучастно глядел перед собой, никого и ничего не замечая. Милиционер сел рядом, Калниньш распахнул дверцу кабины:

— Ну, — сказал он шоферу, — поехали.

Но не успел захлопнуть дверцу, как из толпы вдруг вырвалась Зента:

— Стойте! Подождите!

Андрис удивленно обернулся к ней. Толпа, почувствовав что-то неладное, затаила дыхание. А Зента, волнуясь, с трудом подбирая слова, сказала:

— Не виноват он… не поджигал. Не было его там. Он потом прибежал. Я с кладбища шла, все видела.