Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Да, Мюнхен — это и есть настоящая Германия. Добрая, старая… Мы еще тут побродим с вами. Здесь найдется на что взглянуть… Какая архитектура! Семнадцатый век, пятнадцатый. А наша глиптотека — уникальнейшее собрание скульптур! А театр?..

— Кстати, тут недалеко — Коричневый дом, — сообщила фрау Эльза, супруга дядюшки Генриха, особа еще более дородная, — бывшая резиденция фюрера. Он и теперь здесь бывает.

— А вон в той пивной я впервые услышал речь фюрера! — подхватил возбужденно дядюшка. — Погодите, я еще напишу трактат о благотворном влиянии нашего баварского пива на политику. Недаром же именно в Мюнхене фюрер стал фюрером.

— Учти, Марта, если хочешь завоевать сердце дяди Генриха, пей пиво только с золотым петухом на этикетке, — посоветовал Рихард. — Это марка его заводов.

— Марточка, дорогая, — вы позволите вас так называть? — не слушайте этого шалопая! — галантно засуетился дядюшка Генрих. — Мое сердце уже безраздельно принадлежит вам — с того самого момента, как вы ступили на перрон. — И, покосившись на монументальную тушу жены, томно добавил: — Красивые женщины всегда были моей слабостью.

Рихард поспешил отвернуться, чтобы не прыснуть, и подмигнул Марте. Но она этого не заметила — сжавшись в углу машины, рассеянно смотрела в окно. Автомобиль катил теперь мимо роскошных особняков Богенхаузена.

— Дядюшка, ты забыл о своих обязанностях гида…

— Почему — забыл? Марточка, вот Богенхаузен. В этой части города живут… э-м-м… уважаемые люди.

Машина остановилась возле дома с колоннами из серого камня.

— А вот и наша лачужка! — с лукавым торжеством воскликнул дядя Генрих. — Прошу!

«Лачужка» пивного фабриканта была отделана с тяжелой, несколько старомодной роскошью: дубовая мебель, старинная бронза, потемневшие от времени картины со сценами из немецкой мифологии. В столовой пылал камин.

— Кушайте, дорогая, кушайте, — опекала Марту фрау Эльза за столом, сверкающим дорогим фарфором и оправленным в серебро хрусталем. — В вашем положении очень важно регулярно получать достаточное количество хорошей пищи, овощей и фруктов. Рихард, это никуда не годится: ты совершенно не заботишься о жене! Смотри, какая она у тебя бледненькая. Ну ничего, дорогая, теперь я за вас примусь. Ручаюсь, через неделю на ваших щечках расцветут розочки.

— Тетя Эльза, а куда делся ваш Ганс? — оглянувшись на горничную, внесшую очередное блюдо, спросил Рихард. — Неужели вы все-таки решили расстаться с таким величественным монументом?

— Мы вообще отказались от мужской прислуги, — пояснил дядя Генрих. — Это инициатива моей жены.

— Да! — властно тряхнула двойным подбородком фрау Эльза. — Я горжусь, что все наши люди — швейцар, лакеи, повар, словом все, кроме шофера, — теперь несут службу в рядах вермахта. И что самое главное — совершенно добровольно. Ведь у Генриха есть специальное разрешение на слуг…

— Ну, положим, не совсем добровольно, — с кислой миной возразил дядя Генрих. — Ты приложила немало усилий, чтобы заставить Ганса сменить ливрею на солдатский мундир…

— Нет, добровольно! — повысила голос фрау Эльза. — Я настаиваю на этом. Мы, мюнхенцы, лучше других понимаем, как нужны сейчас нашему фюреру солдаты.

— Стало быть, у нас с Мартой есть шанс снова встретиться с вашим Гансом? — усмехнулся Рихард. Где-нибудь в Риге… Кстати, тетушка, разъясните мне один политический казус — если Германия все же надумает прибрать к рукам Прибалтику; где будет проходить демаркационная линия в этом доме? В гостиной? В столовой? Надеюсь, не в спальне? Дядюшка, хоть и патриот Мюнхена, однако все же — латыш.

— Ты чепуху городишь, милый, — отрезала тетушка Эльза. — Во-первых, если фюрер решит ввести войска в эту вашу… Латвию, то лишь для того, чтобы защитить вас от красных…

— Ну разумеется!..

— А, во-вторых, тебе бы следовало знать — твой дядя уже год, как принял германское подданство.