Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Генрих, перестань! — целомудренно одернула мужа фрау Эльза. Но тут же расплылась, закурлыкала, заагукала над колыбелькой. — Нет, какое поразительное сходство! Я первый раз в жизни вижу, чтобы так… Ну, буквально, как две капли воды. Глазки, ушки, овал лица — все! Просто вылитый Лосберг. Ты обрати внимание, Рихард, как эта малютка…

— Тетушка! — сдерживая раздражение, пробурчал Рихард. — По-моему, вы слишком преувеличиваете наше сходство. В этом возрасте они все…

— Ты, наверное, очень устал с дороги? — пришла ему на помощь Марта.

— Безумно! И не только с дороги. Я же предполагал пробыть в Риге два-три дня. Ну, от силы неделю. А проторчал целый месяц.

— Да, господин Зингрубер сразу же позвонил нам и сказал, что ты задержишься, что у тебя какие-то неприятности на фабрике. Это действительно так? — дядюшка испуганно смотрел на племянника.

Рихард недовольно поморщился, уклончиво ответил:

— И да, и нет. Это отдельный разговор.

— Как господину Зингруберу Латвия? Понравилась ли? — спросила фрау Эльза.

— Боюсь, слишком понравилась.

— Что значит, слишком? Не понимаю…

Племянник и дядя обменялись короткими, но весьма выразительными взглядами.

— Эльзочка, разве ты не видишь, что Рихард едва держится на ногах?

— Да-да, разумеется, извини. Пойдем, Генрих! Рихард, сними, наконец, этот ужасный плащ. Имей в виду, дорожная пыль может стать источником опасной инфекции.

Когда они, наконец, удалились, Рихард обернулся к Марте:

— Ты как… назвала его?

— Пока никак.

— Артур исчез, — неожиданно сказал он. — Дезертировал из армии.

— Я знаю, — после паузы призналась Марта.

— Вот как? Откуда же? Я просил твоего отца не писать, не беспокоить…

— Мне Бирута написала.

— Ты, значит, переписываешься с ними? — с легкой обидой процедил он. — А я и не знал.

Она не ответила. Лосберг тоже молчал, смиряя вспыхнувшую ревность. Потом пересилил себя, сел подле жены, взял ее руку:

— Прости! Я не хотел тебя обидеть. Ты так измучилась… — Он улыбнулся, заговорщически подмигнул. — Врачей все-таки обманула. Назови его так, как тебе хочется. Понимаешь? Как тебе хочется, так и назови.

Марта выдержала его пристальный, испытующий взгляд.

Мне бы хотелось крестить его дома, в нашей церкви. Ты ведь говорил — мы скоро вернемся.

Он поднялся, отошел к окну, долго молчал. Не оборачиваясь, глухо ответил:

— Будем надеяться, Марта. К сожалению, все значительно сложнее. И зависит не только от нас.

По железным лестницам Центральной рижской тюрьмы пробежал испуганный надзиратель. С трудом переводя дух, вошел в кабинет.

— Господин директор! Большая неприятность…

— Что такое?

— В сорок восьмой камере скончался учитель Акменьлаукс.

— Как — скончался? Когда?

— Видимо, ночью. Обнаружили только что, при утренней поверке.

Директор медленно поднялся, лицо его побледнело:

— Но это же скандал! Сейчас, когда и так на всех углах кричат о несправедливости и произволе… Такой случай! Кто вел последний допрос? Когда?

— Вчера днем. Следователь Спрудж.

— Спрудж? Так какого же черта вы сразу не отправили заключенного в больничный корпус?

— Но вы не давали такого распоряжения, и я думал…

— Что вы там думали? — набросился директор. — Вы что — Спруджа не знаете?

— Да и заключенный жалоб не подавал…

— Врача известили?

— Сейчас будет сделано… — ринулся к выходу надзиратель.

— Стойте! Вы что, совсем одурели? Сообщите пока только полицейскому врачу. Вы меня поняли? Иначе я не смогу оградить вас от неприятностей. Срочно вызовите полицейского врача!

В темном, придавленном низким потолком помещении тюремного морга на цинковом лотке под простыней угадывались очертания длинного, окаменевшего тела. Инспектор полицейской охранки — солидный мужчина в очках — отогнул край простыни, прищурился, взглядываясь: