Останься со мной навсегда - Наталья Калинина (1997)

Вероника с трудом узнала мать в бледной, изможденной женщине, вздрогнувшей и закрывшей глаза при ее появлении. Ночь уже была на исходе, когда ее пропустили к матери, и блеклое предрассветное небо заглядывало в щель между белыми больничными занавеска ми на окне. Она просидела весь остаток ночи в коридоре возле двери палаты, ожидая, когда мама проснется. Отец остался с ней, хотя и валился с ног от усталости после всего, что ему пришлось пережить за последние двенадцать часов.

Несмотря на уговоры отца поехать домой и отдохнуть с дороги, хотя бы несколько часов, она настояла на том, чтобы сразу же из аэропорта ехать в больницу. О каком отдыхе могла идти речь, пока она не увидит маму?.. Теперь она наконец увидела ее — и с недоумением, к которому примешивалась немалая доля горечи, отметила про себя, что мать изменилась до неузнаваемости за те шесть недель, как она уехала из дома. И дело было вовсе не в ее изможденном виде и болезненной бледности. Что-то стало совершенно другим во всем ее облике, но что именно, Вероника не могла понять.

Отец вошел в палату вслед за ней и остановился возле двери, она же направилась к постели и, склонившись над матерью, взяла ее руки в свои.

— Я приехала, мама, — сказала она. — Теперь все будет хорошо.

Это были единственные слова, пришедшие ей на ум в эту минуту, и они не означали ровно ничего: то, что она приехала, было и без того ясно, а ее «все будет хорошо» было лишь общей фразой. Как она могла это обещать?

Ведь маме плохо — плохо не в физическом смысле, а в духовном, это было написано на ее лице. Это отразилось в ее взгляде, когда она открыла глаза. Взгляд матери лишь на мгновение задержался на ней — и тут же скользнул в сторону, остановившись на какой-то точке на противоположной стене. Вероника подавила вздох и, выпустив руки матери, присела на краешек стула в ногах кровати. Неужели мать не рада ее приезду?

— Если хочешь, мама, мы можем забрать тебя домой хоть сейчас, — сказала она, немного помолчав. — Вот только дождемся доктора. По-моему, нет смысла валяться в больнице, когда у тебя все в порядке со здоровьем. Больница — самое унылое место на свете… — Заставив себя улыбнуться, она добавила: — Правда, я, как ты знаешь, никогда в жизни не лежала в больнице, но могу себе это представить.

Мать покачала головой, не отрывая ее от подушки.

— Я не хочу домой, — сказала она голосом, который ничего не выражал, кроме усталости, продолжая смотреть куда-то в пространство. — Я никуда не хочу. Оставьте меня в покое.

Вероника обернулась и бросила быстрый взгляд на отца, с беспомощным видом стоящего возле двери, потом снова посмотрела на мать.

— Нам уйти, мама? Ты хочешь, чтобы мы ушли? Тогда мы уйдем. Отдыхай. — Она поднялась со стула и снова склонилась над матерью, погладила ее по спутавшимся волосам, поцеловала в лоб. Та даже не пошевелилась и не взглянула на нее. — Спокойной ночи, мамочка. Хотя уже скоро утро. — Вероника изо всех сил старалась не подавать вида, как больно ее ранит абсолютное безразличие матери по отношению к ней. — Мы с папой заедем к тебе попозже.

Уже с порога она обернулась — и поймала на себе взгляд матери. В этом взгляде было облегчение, словно мать была рада, что она уходит. Но было в нем еще что-то… Мать смотрела на нее так, будто Вероника чем-то оскорбила ее или совершила по отношению к ней предательство. Но это просто смешно! Разве она сделала что-то плохое матери? Не могла же мать сердиться на нее за то, что она осталась в Риме — в конце концов ей двадцать четыре года, она имеет полное право распоряжаться собственной жизнью.