Он действительно был знаком с Констанс Эммонс… И достаточно близко. Констанс Эммонс, голливудская актриса, приехавшая в Рим на съемки, была той самой девушкой, с которой он проводил вечера, а иногда и ночи в те времена, когда работал над своим разнесчастным романом, — что, разумеется, ни в коей мере не помогало ему развивать свои творческие замыслы, а скорее наоборот. Сейчас он невольно улыбнулся, вспомнив, как утром они оба появлялись на студии, совершенно обалдевшие и заспанные, и режиссер, с укоризной поглядывая в его сторону, приказывал гримеру хорошенько поработать над лицом мисс Эммонс и ликвидировать на нем все последствия… А потом, через несколько месяцев после ее отъезда, он узнал, что ей присудили «Оскара» — и порадовался за нее в душе. Но почему-то он не позвонил ей тогда, чтобы поздравить с успехом, и даже не послал поздравительной телеграммы. Странно, потому что он всегда поздравлял своих друзей из мира кино с подобными событиями, тем более женщин. Эта привычка появилась у него с тех времен, когда он, будучи еще безвестным, вращался в среде знаменитостей. Он всегда радовался успехам других людей, а тогда в особенности — они укрепляли его веру в то, что он сам тоже когда-то прославится. Но с Констанс Эммонс он потерял всякую связь после того, как закончились съемки. Почему? Почему он не поздравил Констанс Эммонс с этим невероятным, головокружительным успехом? Ее, получившую «Оскара» в двадцать лет?..

Он не хотел лишний раз напоминать ей о себе, вот почему. Эта девушка слишком всерьез воспринимала то, что было между ними. Когда они расставались, он чувствовал себя виноватым перед ней, потому что не смог ответить на ее любовь.

— Теперь ты вспомнил? — тихо спросила она.

— Да, — коротко ответил он, потому что не знал, что к этому добавить.

Оба долго молчали. Если бы его мысли не были целиком и полностью поглощены Вероникой, а душа не изнывала от тревоги за нее, Габриэле, наверное, посчитал бы эту встречу с женщиной из своего прошлого любопытным эпизодом. Вообще что-то в облике этой женщины, теперешней Констанс Эммонс, — какой была прежняя Констанс Эммонс, с которой он встречался во времена своей юности, он просто не помнил, — возбуждало его любопытство. Она вся будто существовала вне времени. Взять хотя бы этот наряд, словно позаимствованный из гардероба юной героини какой-то романтической истории, или этот по-девичьи влюбленный взгляд… Он помнил, что Констанс Эммонс была влюблена в него, но ведь с тех пор прошло двадцать пять лет!

«Она просто растрогана встречей со своим прошлым», — решил он в конце концов и, стряхнув с себя оцепенение и легкую сонливость, — снотворное уже начинало действовать, — снова вошел в роль гостеприимного хозяина.

— Мне очень приятно, что ты не забыла меня и решила навестить двадцать пять лет спустя. Я должен извиниться перед тобой за то, что не узнал тебя сразу. Но у меня очень плохая память на лица — большой недостаток для человека, работающего в кино. Я с легкостью запоминаю события и даты, однако быстро забываю внешность людей, с которыми встречаюсь…

Едва сказав это, он испугался, что его последняя фраза могла обидеть ее — как будто он давал ей понять, что она была для него лишь одной из многих… Так оно и было на самом деле, но вежливость требовала от него иных слов.

— Прости, Констанс, — сказал он, подходя к ней и по-дружески обнимая ее за плечи. — Я вовсе не хотел сказать, что быстро забыл тебя, — он нарочно сделал ударение на местоимение «тебя». — Я очень долго вспоминал о тебе после того, как ты уехала, думал: как там Констанс?

— Не пытайся мне лгать, Габриэле. У тебя это все равно не получится — ты никогда не умел притворяться.

Он вздохнул. Возражать было бы глупо — она, видимо, хорошо помнила о том, что это он первым оборвал их связь и начал избегать ее еще задолго до того, как ей пришло время уезжать.