Останься со мной навсегда - Наталья Калинина (1997)

В ногах постели лежала огромная белая собака. Собака никак не отреагировала на ее появление — наверное, она тоже крепко спала. Бесшумно ступая по пушистому ковру, Констанс приблизилась к кровати и, протянув руку, коснулась кончиками пальцев его густых мягких волос — удержаться от этого было выше ее сил. Он что-то пробормотал во сне. Она резко отдернула руку и отступила назад, боясь, что он проснется… Он не проснулся.

Она какое-то время стояла возле кровати и смотрела на него, потом, сама не сознавая, что делает, сбросила с себя покрывало, забралась в постель и прижалась к нему всем телом… В следующее мгновение она поняла, что совершила непростительную глупость. Она хотела спрыгнуть с кровати и поскорее бежать отсюда, пока он еще не проснулся и не заметил ее… Она бы и бежала, но едва она отстранилась от него, как он высвободил руки из-под подушки и потянулся к ней… Его руки сомкнулись вокруг нее, и он прижал ее к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание.

— Нет, ты больше не убежишь, — прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы. — Я больше не отпущу тебя, с этой минуты ты всегда…

Он шептал что-то еще, но его шепот стал совсем бессвязным, и она не могла разобрать слов. Однако того, что она услышала, ей было достаточно, чтобы понять: он принял ее за Веронику. Ему, должно быть, снилась ее дочь, когда она пришла, вот она и стала, сама того не желая, частью его сна… Теперь ей ничего не оставалось, как ждать, когда он сам разомкнет объятие — если она станет вырываться, то разбудит его, и он наверняка будет очень рассержен, увидев вместо Вероники ее. А когда он уберет руки, она тихонько уйдет к себе, и он никогда не узнает о том, что она была сегодня ночью в его спальне и лежала в его постели.

Лежа в его объятиях и чувствуя вокруг себя тепло его тела, она вспоминала все, что было между ними — их ночи, обволакивающую нежность его поцелуев, невероятные вершины восторга, которые они достигали вместе… Он не любил ее, но были мгновения, когда она верила всей душой и каждой клеткой своего тела в то, что он ее любит. Наверное, эти мгновения восторга, пережитые с ним, и вдохновили ее впоследствии на вымысел… А теперь ее дочь страдает из-за этого вымысла. Она никогда не перестанет чувствовать себя виноватой перед дочерью, даже если ей удастся уладить это недоразумение и вернуть все на свои места.

Он снова начал шептать что-то невнятное, и она чувствовала на своем лбу его горячее дыхание… Она прижалась губами к его шее. Его близость действовала на нее умиротворяюще — рядом с ним ей было так спокойно и уютно, что мысль о Веронике и чувство вины перед ней отступили на второй план. Кажется, она вообще начинала забывать о том, что у нее есть дочь — ведь в то время, когда они были близки, Вероники еще не было на свете… Он сказал, что прошлое не может вернуться четверть века спустя, но к ней оно сейчас возвратилось. Возвратилось в потоке радостных мгновений, хлынувшем на нее из времен ее и его юности. Засыпая, она шептала, что никогда не перестанет любить его.

В семь с минутами Вероника сошла с поезда в Термини[9] и взяла такси. Была суббота, и улицы в этот ранний час были пустынны, поэтому она добралась до места за каких-то двадцать минут.

Утро медленно просыпалось за холмами, наполняя воздух золотистыми брызгами света. Дом издалека напоминал ей большого белого зверя, растянувшегося в тени деревьев, чтобы поймать последние капли ночной прохлады. Выйдя из машины у главных ворот, Вероника нащупала ногой у основания одного из столбов потайной рычаг, который показал ей Габриэле, — и ворота распахнулись перед ней.

Во дворе не было ни души. Птицы тихо щебетали в кронах деревьев, а вода в бассейне поблескивала в лучах утреннего солнца. У начала подъездной аллеи стояла его белая «феррари» — та самая, на которой он отвез ее в ту ночь в аэропорт… Она прошла по аллее, пересекла газон и поднялась по широким мраморным ступеням крыльца.