Театр любви - Наталья Калинина (1996)

— Откуда ты узнала номер моего телефона? — недоумевала я.

— Ха. Секрет фирмы. Не имей сто рублей, как говорится. Хочешь повидать своего бывшего… дружка?

— Я только сегодня выписалась из больницы. Еще вся в бинтах и…

— Он тоже не из Лас-Вегаса приехал. Правда, я его чуток подмарафетить успела. Все-таки, как ни верти, Веркин отец. Так что мы подъедем к тебе, ладушки? Тут совсем рядом на машине. У меня тоже есть машина, усекла?

— Но, понимаешь…

— Ты не одна, да? У вас что, с этим подполковником шуры-муры? Да ты не стесняйся — дело житейское. Ты еще молодая баба. Адресок твой мне известен — у меня в вашем доме клиентка живет. Каждую неделю к ней выезжаю марафет наводить. Баксами расплачивается, представляешь? Тебе могу бесплатно соорудить что-нибудь модерновое. Как говорится, по старой дружбе.

— Приезжайте, — внезапно сказала я и, положив трубку, в полном бессилии откинулась на спинку кресла.

Минуты через две я заставила себя встать. Я шла к двери почти четверть часа, с трудом переставляя негнущиеся ноги и обливаясь потом. Звонок не заставил себя ждать. Я открыла задвижку и распахнула дверь.

Валентина с порога протянула мне гвоздики в целлофане.

— Неплохо выглядишь, подружка, — сказала она, протискиваясь в прихожую. — Закрой дверь, — велела она лысоватому грузному мужчине, неуклюже топтавшемуся на пороге. — Тут такой сквозняк, а у меня и так поясница болит.

Исполнив ее приказание, мужчина улыбнулся и протянул мне руку.

— Ты совсем не изменилась, Ташка. С ходу узнал тебя. И мама твоя, царство ей небесное, как картинка выглядела. Жалко мне Зою Петровну, очень жалко.

— Хватит причитать. Лучше помоги ей. Эй, держи, она сейчас упадет!

Я очутилась на руках у этого незнакомого мужчины. От него пахло дешевым одеколоном и бормотухой.

— Ой, да тут как в цветочном магазине! — воскликнула Валентина, заглянув в мою комнату. — Вот как надо ухаживать за женщиной! Ты мне сроду грошового букетика не преподнес.

Мужчина опустил меня на диван в гостиной и сел с краю. Он смотрел на меня и ухмылялся, поблескивая золотыми коронками.

— Что, не признала? — Валентина стояла на пороге с банкой, в которую поставила свои гвоздики. — Я тоже его сначала не признала — шутка ли, десять с лишним лет был в бегах. А Верка как кинется к нему на шею! Целый вечер не отлипала. Что значит родная кровушка.

— Таша, неужели ты не узнаешь меня? Ну да, я изменился. Еще как. — Мужчина вздохнул и почесал затылок. — Север — это тебе не юг, а уж тем более не запад. Правда, денежку там можно заработать. Не шибко длинную, но на хлеб с икрой хватало. Да и приоделся я как следует, машину купил, хоть и подержанную. Ну а шапка у меня была соболья и шуба…

— Не слушай ты его, — вмешалась Валентина. — Как был голодранцем, так и остался. Хоть бы когда ребенку копеечку-другую прислал.

— Меня обманывали много. Один фирмач, помню, золотые горы посулил, а сам взял и ноги сделал. Правда, дружки потом ему устроили веселенькую жизнь — менты труп по кусочкам складывали. Ужасные нравы там царят, Ташенька. Когда-то мы с тобой и представить себе не могли, что жизнь такая грязная и пошлая штука. Помнишь, как мы вечерами сидели в мансарде и мечтали о том, каким будет наше будущее? Нам казалось, оно будет каким-то особенным, не таким, как у всех остальных. Эх, Ташенька, почему наши с тобой мечты не сбылись?

— Хватит сопли пускать, — одернула его Валентина. — Живы — и то слава Богу. Ты скажи ему, чтоб на работу скорей устраивался. — Это Валентина уже ко мне обратилась. — Третий месяц пошел, как на моей шее сидит. Она у меня не железная небось.

— У меня грыжа и радикулит. Плюс ко всему на Севере простатит заработал. Другой раз такие боли начинаются — терпения нет. Холодина там собачья, а туалет на дворе. По-большому ходишь — на лету замерзает.