И всё равно люби - Кэрри Браун (2016)

Рут нравилось работать у доктора Веннинг, пока Питер учился в аспирантуре в Йеле. Она перепечатывала ее заметки, протирала пыль на полках, поливала цветы на подоконниках. Иногда, когда Рут приезжала, как обычно, в субботу днем, доктор Веннинг была не в настроении работать. Она ставила пластинку – Моцарта, Баха или своего любимого Шуберта, и они просто сидели и молча слушали музыку. Это у нее Рут научилась закрывать глаза и слушать вот так, с закрытыми глазами.

Научилась она и готовить крепкий черный кофе, который так любила доктор Веннинг, и заваривать в точных пропорциях смолистый сосновый «лапсанг сушонг». Изредка, уже под вечер, доктор Веннинг наливала шнапсу или шерри в две крошечные рюмки красного стекла на подносе из папье-маше. Несколько месяцев прошло, прежде чем перед Рут открылась вся вереница потерь – сколько родных Веннинг сгинули в концлагерях во время войны: родители, два брата, сестра, три тетки, три дяди и семеро двоюродных братьев и сестер. И бессчетное число друзей.

– Prost, – научила ее говорить доктор Веннинг, поднимая маленькую рюмку. – Твое здоровье.

Рут уткнулась в «Алису» дальше и через некоторое время снова услышала тарахтение газонокосилки – завелась наконец. Она подняла голову и увидела, как отец затолкал носовой платок обратно в карман и развернул гудящий агрегат в сторону дома. Он заметил Рут на крыльце, и та приветственно помахала ему рукой.

Он помахал в ответ, черные волосы его ярко блестели на солнце.

Он медленно двигался к дому, оставляя за собой аккуратную травяную дорожку.

Когда он подошел совсем близко к крыльцу, Рут подтянула ноги, давая ему пройти, – сутуло опустив плечи, держа в углу рта сигарету и прищурив один глаз, чтобы в него не попадал дым, отец развернулся назад в сторону гаража. Вокруг веером разлетались срезанные травинки, от клевера несся душистый аромат меда.

Несколько травинок попали ей на ноги.

Потом Рут поняла, что из-за гудения газонокосилки они и не услышали, как к дому подъехали черно-белые машины.

Девять полицейских машин – Рут машинально пересчитала их, когда ее вывели на улицу, – одна за другой остановились прямо перед их домом. Она отчетливо представила, как в тишине они скользнули по улице, незаметно остановились, как из них выпрыгнули мужчины и мягко побежали по траве к дому, с пистолетами на изготовку.

Отец наверняка не услышал шума моторов и не увидел бегущих к нему людей – один в рубашке с коротким рукавом и шляпе с мягкими полями, другие – в полной форме, все вооружены.

И все же Рут вдруг кольнула безотчетная тревога. Послышалось? Она не могла потом вспомнить. Незаметно скосила глаза, не меняя положения подбородка, – какой-то инстинкт подсказал ей не подавать виду, не поднимать головы от книги – и увидела сперва одну, затем другую пару черных ботинок – они появлялись в разрыве между кустами живой изгороди. А потом будто кто-то невидимой рукой потянул ее за подбородок, она подняла глаза.

По траве молча бежали полицейские, и каждый наставил пистолет на ее отца.

Все, кроме одного, – который целился в нее. Одной рукой он держал пистолет, другой обхватил запястье.

Рут выронила книгу и подняла руки вверх.

Подняла руки, потому что так делали в кино.

Отец иногда водил ее в кино. Ей нравились «Эбботт и Кастелло».

У гаража отец развернулся и собрался было начать новую дорожку к дому. Увидев полицейских, выстроившихся вокруг него с пистолетами, он выпустил из рук газонокосилку. Та поползла вперед без него, сама по себе, оставляя стриженую полоску. Отец же ринулся бежать – к забору между улицей и двором. Хотел перепрыгнуть? Да нет, не может быть, забор слишком высокий, пронеслось у Рут в голове. Непроизвольно она привстала.

Вокруг послышались голоса. И выстрелы – звук был такой, будто воздух взрывается сам собой.

Целившийся в нее полицейский одним прыжком оказался возле нее. Он что-то кричал и жестом приказал ей лечь.