И всё равно люби - Кэрри Браун (2016)

Поначалу Рут с Питером ездили вместе с мальчишками и сопровождавшими их лесорубами. Зимой к тяжелой упряжи подвязывали колокольчики, и они звенели в теплом облаке лошадиного дыхания. В этих вылазках всегда было что-то праздничное – термосы с горячим кофе, забеленным молоком, ржаной хлеб с сыром – не пир, конечно, но кое-что за рамками обыденности, как определяла это для себя Рут. Но в конце концов заготавливать лес таким способом стало совсем невыгодно. Теперь просто раз в несколько лет приезжает какая-то компания и аккуратно вырубает участок, а школа получает необходимый доход. А Рут все-таки скучает по прежним дням. Разве забудет она когда-нибудь эти звуки – колокольчиков и дерева, медленно падающего в тишине леса – мягкий шорох, нарастающий хруст и саднящий треск, разрывающий чистый воздух. Они с Питером стояли рядом, она – в красной шапочке, которую связала сама, он – в красном шарфе, который она связала ему, – и всем нутром она проживала это соединение дерева с землей.

Конечно, с годами миссия школы стала звучать иначе. Слово «обделенные» больше никто не употребляет, хотя Питер и любит повторять, что по сути-то ничего не изменилось: родившиеся бедными заслужили свою бедность не больше и не меньше тех, кто родился с серебряной ложкой во рту. Однако затраты на обучение постепенно росли, и попечители все более настойчиво намекали Питеру, что ему следует развернуть школу в сторону платных учеников. Затеяли целую кампанию по обновлению кирпичных корпусов школы – прекрасных, но обветшалых, – чтобы привести их в «состояние, соответствующее современным требованиям к инфраструктуре» (ох и не любил же Питер эту терминологию). Все чаще, особенно в последние несколько лет, ему приходилось в частном порядке докучать своим знакомым – ставшим уже старыми друзьями, – чтобы наскрести денег и защитить мальчишек, нуждавшихся в стипендии. Работа превратилась в постоянную борьбу за принцип и поиск средств на поддержание этого принципа, и Рут оставалось лишь наблюдать, как страдает из-за этого муж.

Теперь-то, когда он провел в школе больше полувека, из них почти сорок лет директором, Питера нельзя уволить – слишком крепко он вплетен в историю школы, слишком любим многими. Финансовые перспективы школы очень уж неопределенны, чтобы можно было пойти на такой риск. И все же в этом половинчатом положении – то ли частная школа для мальчиков из богатых семей Новой Англии, то ли приют для нуждающихся – долго нельзя было оставаться. К тому же очень богатые и очень бедные редко толком ладили друг с другом, какими бы иллюзиями о сочувствии и гражданском долге Питер себя ни тешил.

Питеру стукнуло семьдесят два, Рут лишь на пару месяцев его моложе.

До сего дня он всячески противился уходу на пенсию, но Рут понимала, что это лишь вопрос времени – рано или поздно какая-нибудь неприятность должна будет случиться. И – что-то подсказывало ей – эта минута стремительно приближается.

Куда же они тогда пойдут?

Что будет делать Питер – проработавший каждый день своей жизни, всей своей взрослой жизни, всего себя посвятивший этой школе, – чем станет он заниматься?