И всё равно люби - Кэрри Браун (2016)

– Давай-давай, смейся, – предостерегающе поднимала палец доктор Веннинг. – Но твой рост, Рут, это вовсе не повод для страданий. В биологическом смысле в нем вообще твоя сила, твой ресурс для выживания. Пользуйся же им!

В такие беспокойные дни – вот как сегодня: сначала утомительная, шумная возня с пылесосом, штормовые предупреждения, потом день в полном одиночестве, а впереди еще долгий вечер, и всё на ногах, как всегда в первый день учебного года, – Рут очень не хватало доктора Веннинг.

Она умерла тридцать лет назад, в Нью-Хейвене. Рут сидела возле ее кровати, в той самой больнице, где доктор Веннинг столько десятилетий с поистине тевтонским педантизмом и обходительностью врачевала вспышки истерики, суицидальные наклонности, буйно помешанных и разбитые сердца.

«Мои друзья» – всегда называла их доктор Веннинг.

Рут просидела в больнице три дня, но доктор Веннинг так и не пришла в сознание.

Взгромоздившись на высокий детский стульчик поближе к окну, чтобы ползущее по небу солнце не проронило мимо ни лучика, Рут перечитывала «Мидлмарч», который, убегая из дому, схватила с полки за увесистость. Время от времени она спускалась позвонить Питеру – платный телефон стоял на первом этаже как раз напротив кафетерия, откуда доносились аромат тостов и салата с яйцом, жизнерадостный щебет и позвякивание вилок, а за ними не столь явно, но безошибочно распознавались запахи больницы, драмы жизни и смерти, которая разворачивалась тут же, совсем рядом, но была скрыта от взора.

Подносы с безвкусной едой появлялись в палате доктора Веннинг с угнетающей, если не сказать жестокой, регулярностью. Рут просто закипала, завидев очередной и поражаясь черствости заведения: ведь стоило посмотреть на доктора Веннинг – глаза закрыты, лицо бескровное, заплывшее, – как становилось понятно, что она никогда больше ничего не съест. У самой Рут, измотанной, перепуганной, не было никакого аппетита, и, сердито стукнув плошками, она торопилась выставить нетронутые подносы поскорей за дверь. Зачем они всё несут и несут их?

Два дня доктор Веннинг беспокойно металась в кровати, веки плотно сжаты, а рот безмолвно кривился так, что у Рут от беспомощности сжималось горло.

Первый наскок рака доктор Веннинг пережила несколько лет назад, сначала одна мастоэктомия, за ней другая. Она знала, что возврат болезни – это конец.

– Я прекрасно понимаю, что будет происходить со мной дальше, – говорила доктор Веннинг, обращаясь к перетрусившему юному терапевту в свой последний визит к нему. Рут сидела рядом с ней, молчаливая, как монашка.

– Все довольно просто, – говорила она. Она даже улыбнулась молодому доктору, но уши его все равно пылали. – Просто не жалейте для меня морфину, вливайте побольше, словно вы вознамерились пустить ко дну морскую флотилию. Не робейте. В конце концов, вас же не может беспокоить, что у меня возникнет зависимость. Рут, ты слышишь меня? – Она протянула руку и легонько сжала ей пальцы, будто желая обратить внимание доктора, что рядом еще один человек, перед которым ему придется отвечать.

Затем голос ее смягчился и вылетело почти веселое:

– Ай, до чего ж вам не повезло со мной. Ненавижу иметь дело с пациентами-врачами. Вы уж меня извините!

И она понимающе покачала головой, и его призывая кивнуть: дескать, куда же нам, связанным клятвой Гиппократа, без здорового скептицизма и самонадеянности.

Доктор Веннинг прижала к себе сумочку.

– Вы же понимаете меня? Уверена, что понимаете. Вот и Рут здесь, она тоже знает, чего я хочу. Так значит… договорились? Мы же мыслим одинаково.

И она похлопала Рут по руке, словно та и произнесла всю эту речь.

Позже, когда они, совершенно вымотанные, вышли от доктора, она извинилась.

– Что поделаешь, пришлось его немного припугнуть. Не перестаралась? Я старалась помягче.